Под конец второго периода судья на ковре даёт моему противнику очень сомнительные два выигрышных бала (технического действия с его стороны как такового не было, была лишь попытка проведения приёма). Моему возмущению нет предела, но моё дело бороться, с судьёй во время схватки спорить нельзя, за это могут дисквалифицировать. Но вся московская команда кипятится в негодовании, Игорь Васильевич громко протестует и получает предупреждение от судьи за столиком с угрозой удаления его из зала. Счёт становится четыре три в пользу киевлянина. Злость на несправедливое судейское решение только распаляет меня, и я бросаюсь на штурм этой, такой неудобной для меня «каланчи». На последней секунде периода я сажаю противника в партер, и мне опять не дают выигрышный бал (якобы техническое действие было зафиксировано уже после гонга)… На минутный отдых я ухожу в свой угол, уже понимая, что судейство в этой схватке на стороне киевлянина.

Весь минутный перерыв Игорь Васильевич провёл у судейского столика, что-то доказывая обоим судьям отчаянно жестикулируя и волнуясь, но без результата – счёт на табло остался прежним: четыре – три в пользу киевлянина.

Третий период.

Я иду к центру ковра понимая, что выигрывать нужно явно, победу с разницей в бал или два запросто могут украсть, а схватка финальная, за золотую медаль, и борьбы осталось последние три минуты… Так что за дело.

Этот длиннорукий и длинноногий киевлянин, да ещё с его низкой стойкой – очень неудобный мне противник, и сейчас, когда он, видимо, решил просто удержать своё минимальное преимущество в один бал задача поймать его на бросок почти нереальная. Навязывая ему борьбу на руках, я постоянно ищу возможность пройти в корпус, но он очень умело уходит от обострения и даже сам порой пытается атаковать. По-хорошему, судье на ковре давно следовало бы дать ему предупреждение за пассивное ведение борьбы, а мне выигрышный бал, но только не в этот раз, как я понимаю.

Страсти, разогретые за два первых периода, начинают раскаляться до предела. Публика в зале громко гонит нас друг на друга, борьба без бросков и обострений ей не интересна.

Неожиданно, киевлянин проходит мне в ногу, подняв восторженные крики в украинской команде, и мне ценой невероятных усилий удаётся разорвать захват его цепких рук, не отдав ему ещё один бал. Я слышу возглас разочарования украинцев и подбадривающие крики наших. Но сил у меня всё меньше и меньше, и всё меньше и меньше остаётся времени на борьбу. Практически только на спортивной злости иду на отчаянный штурм, швунгую его на грани фола, пытаюсь вывести его из комфортного равновесия его низкой стойки… Киевлянин тоже устал, он тяжело дышит, он гнётся под моим натиском, пытается оторваться от меня, уйти от этой плотной борьбы и передохнуть… Но я давлю, давлю его к ковру, пытаюсь посадить его на колени… И тут я резко отпускаю его и одновременно ныряю ему в ноги, а киевлянин, по инерции выпрямляясь, невольно пропускает эту мою неожиданную атаку. Схватив в охапку бедра киевлянина, я с трудом, но всё же вытаскиваю его на «второй этаж» и теперь, когда главное сделано, нужно просто, подработав его там наверху, как следует припечатать к ковру.

Зал в предвкушении красивой развязки взрывается в неистовым восторге.

А я, таская по ковру на себе этого верзилу, из последних сил пытаюсь, как следует перехватить руками его бедро и тело, что бы поставить жирную точку в этом поединке, но киевлянин вертится у меня на плече как уж под вилами и не даётся.