– Что? – вскричал Сергей. – А меня тебе не жаль? Его как человека жаль? Тогда кто же я, черт возьми? За что, за что?
– Все, – Людмила развернулась, чтобы уйти, – вы мне оба надоели. Не прикасайся больше ко мне, иначе дело плохо кончится.
– По законам гор? Да пошла ты! – Шилов со злостью захлопнул за ней дверь.
Он провел ладонями по лицу, словно стирая увиденный кошмар. Выключив свет, Сергей снова уселся на диван.
Тяжелые мысли никак не выходили из головы, словно Шилов все еще продолжал разговор с женой.
«… Быть самим собою, говоришь? А не то разлюбишь, если я не останусь прежним, сказала ты.
А как это? Как можно оставаться прежним после того, что я увидел и услышал? Ты, похоже, не понимаешь сама, что сделала и продолжаешь делать. Ты не видишь себя со стороны, когда начинаешь говорить об этом человеке. А мне больно смотреть на то, что я вижу. Твое выражение лица не просто меняется, оно ИЗМЕНЯЕТСЯ… А, может, это все намеренно делается?
Ты как-то упрекнула меня в том, что я «все время шпыняю тебя» напоминанием о том, что произошло. Но ведь именно ты сама и возвращаешься к этому.
Не так давно, когда мы вместе сидели за ужином, ты снова завела разговор о том, что хочешь позвонить ему и поговорить: мол, он болен психически из-за тебя, мол, натворить бед может несчастный. Ты, с твердой убежденностью в голосе, настаивала на том, что он готов на все, даже ответит на твой звонок, хотя и не будет видеть того, кто звонит. Откуда такая уверенность? Значит, есть то, что ты от меня намеренно скрываешь? Так? Я уж не говорю о том, что меня при этом в твоих мыслях и словах не существовало. Получается, что можно с легкостью перечеркнуть все… в один миг. Так что же происходит на самом деле? Ни на один прямо поставленный вопрос ты так и не ответила мне. Почему? Я уже даже и не настаиваю.
Я не стану тебе ставить какие-либо условия. Вот не стану говорить, что, мол, если позвонишь, то уже и все… Улыбает?
Я даже не стану тебе объяснять, что, то положение, в которое ты меня поставила, позволив этому человеку обсуждать меня с тобой, принимать от него советы (включая и медицинские!), делиться с ним (мне уже не интересно чем), называется положением идиота.
Хочу только заметить, что твое настойчивое желание позвонить ему и поговорить, «опускает» меня даже ниже этого. То есть ты, в его глазах, можешь спокойно плюнуть на меня и делать то, что захочешь. Именно так. Так что твоя фраза «будь самим собою», на самом деле, звучит как «оставайся идиотом». А он при этом улыбается и потирает свои потные похотливые ручонки, подпитывая свои интриги все новыми идеями, словно паук. Высший пилотаж для кодированного типа, которого я никогда не знал, но зато он, вдруг, стал желать мне смерти. Что? Откуда я знаю, что он алкоголик? Не знаю, но чувствую это. Может и наркоман, которому удалось соскочить с иглы на водку. Он ведет себя и говорит так, будто в его мозгах кто-то и что-то меняет все время.
Вопрос: ради чего ты это делаешь?»
Голова Сергея налилась какой-то странной тяжестью, и он закрыл глаза….
Шилов сидел в своей машине возле вокзала, смотрел, как на лобовое стекло падали крупные капли холодного осеннего дождя. Вернее была уже зима, просто она как-то сильно подружилась с осенью в этом году, и они никак не хотели расставаться.
Вдруг раздался резкий звонок телефона. Сергей вздрогнул и, не глядя на определитель, произнес:
– Алло!
– 159-й! Это вторая! Вы не слышите, что ли? – голос диспетчера не был грубым. – Вы еще в аэропорту? Возьмите пассажиров на Таирова.
– Спасибо вторая, – грустно ответил Сергей, – беру и подтверждаю.