Еврейское государство Израиль стало знаменем нашего противника и должно быть демонтировано. «Еврейские» граждане Израиля разрываются между верностью своей стране и верностью еврейскому народу. Вторая верность не позволяет им стать палестинцами; с ней пора расстаться. Мы одобряем тех граждан Израиля, которые потребовали у Верховного Суда перестать называть их евреями: для неверующих людей это слово ассоциируется с преданностью мировому еврейству. Им по пути с их палестинскими братьями, которые охотно примут их. Ультраортодоксальное досионистское меньшинство в Палестине доказало свою верность традиции: их нужно защитить и сохранить, как свидетеля и как реликт; а их судьба должна быть оставлена на волю духовных сил.

Палестинцы – классический и яркий пример коренного населения, теснимого евреями-иммигрантами. Говоря словами второго послания апостола Павла к Фессалоникской церкви, палестинцы – это последний катехон, последняя защита нашего священного наследия, стражи единой традиции в том виде, в каком она была до ее разделения на Три Церкви. Они – образцовые жертвы процесса outsourcing: местные труженики, вытесненные на обочину и замененные импортными наемными работниками. Таким образом, наша война в Палестине – это война по трем осям: война коренного населения с силой, пытающейся лишить его корней и вытеснить с родной земли, война кафолических Церквей против врагов Христовых, и война крестьян и рабочих, воинов и священников против менял. Эта война имеет и символический смысл: от нее зависит, победит ли неоиудаизм на мировом уровне или потерпит полное поражение. Это решающая война нашего века, и от ее исхода зависит наше будущее.

Как-то раз, путешествуя по Пелопоннесу, мы заехали в картинно-средневековый Науплио. Его порт сторожат мощные серые стены форта, уютные кафе растянулись по набережной, а за ними узкие кривые переулки круто поднимаются вверх по склону холма, увенчанного венецианской крепостью. Городские улицы были чисты и умыты и хранили легендарную прелесть Греции – на материке (в отличие от островов) не так уж много мест, способных с ходу покорить сердце чужестранца. Греки называют его «Нафлио», видимо, в честь поросенка Наф-Нафа. Что необычно для Греции, город был основан крестоносцами по пути в Яффу и Аккру, зодчими были венецианцы, турки, французы и баварцы, а правил герцог Афинский. Науплио стал первой столицей независимой Греции, но ненадолго; его милостиво миновала судьба Афин, и город не стал перенаселенным мегаполисом.

Зато это хорошая база для вылазок по Арголиде. На главной площади стоит старинное венецианское здание, местный археологический музей. Экспозиция начинается с предметов искусства микенского царства, отпрыска великой минойской цивилизации Крита. Микенская культура расцвела недалеко отсюда за толстыми стенами Микен и Тиринфа, под скипетром проклятых Атридов. Удивительно свободное и вдохновенное искусство, с игривыми и сладострастными (как барочные нимфы на потолке нашего отеля) наядами и богинями, веселыми осьминогами на керамике, с фресками, напоминающими палестинский Дейр эль-Балах. Микенцы знали письменность, строили дворцы и крепости, вырезали из базальта замечательных львов над вратами в свою столицу. Но следующие залы свидетельствуют о глубоком упадке. Живописное буйство исчезает, и его место занимают голые геометрические формы. Пройдут века – с XII по VI век до н. э. – пока местные жители вновь создадут произведения живого искусства, обретут письменность и изощренность прошлого.

Эту лакуну времени чувствуешь, читая «Одиссею». Гомер писал свой анахронистический шедевр через четыре века после коллапса; он не подозревал, что прообразы его героев умели читать и писать, а их принцессы вряд ли стирали белье собственноручно. Искусство периода упадка крайне похоже на то, что сегодня принято называть «современным искусством». В небольшом музее афинского акрополя можно увидеть точную копию скульптуры Джакометти, сделанную 2700 лет назад. Простенький геометрический орнамент того периода с успехом сойдет за лучшее проявление современного искусства. Так в скромном музее Науплио мы нашли недостающую деталь мозаики-головоломки: смерть искусства – это признак коллапса цивилизации.