Королевский рубин покрывается сетью трещин, дымится – и рассыпается.

– Одноразовый… Иди, что ли, отмойся, – ведунья подталкивает меня к двери в соседнее помещение. – Там душевая и ванная, полотенце есть большое, в него и завернись, а то от рубахи твоей разит, как…

Оборачиваюсь и успеваю заметить на её лице странное выражение: то ли досаду, то ли горечь.

– Не поняла. – Пытаюсь стряхнуть странное оцепенение. В голове словно паучки ткут паутину, шустренько накидывая сеть на события, только что произошедшие. – А что ты до этого сказала?

– Молодец, сказала. Не каждый новичок так справится, да ещё в свой первый день. Пять тебе, Ванесса. Иди, мойся, да воду погорячее сделай, а то посинела вся, не хуже пациентки моей.

… – И что теперь? – спрашиваю позже, пытаясь из предложенных вещей подобрать хоть что-то на себя. Рубашку так и пришлось выбросить. Мало того, что следы от слизи сохраняли стойкое амбре, они ещё и ткань разъели кое-где до дыр. В общем, я согласна была возвращаться «домой» в чём угодно, хоть в полотенце, лишь бы не в испорченной одёжке.

– Теперь только ждать, – отвечает Гала. – Это тебе не кино, где после живой воды встал и пошёл. Будут сращиваться ткани, нарастать мышцы, восстанавливаться внутренние органы. Не один день пройдёт. Зато девчоночка жива! Да что ты возишься, возьми вот это! – Выдёргивает из груды тряпок широкую тунику свободного покроя. – Ещё с тех времён, когда я поздоровее была. На мне она как балахон болталась, а тебе в облипочку сядет.

– Ой, Гала… – только и говорю. Туника – крупной вязки, ажурная, в дырочку. И как я в этом пойду? Особенно мимо всяких торговцев и караванщиков восточной национальности, охочих до женского полного тела?

Хозяйка только руками разводит. Сжалившись, дополняет гардероб топом – подозреваю, для неё великоватым, моя же замечательная грудь прикрывается им только наполовину, пупок же вообще торчит наружу, как у тинейджера. Только пирсинга не хватает.

– Нет, конечно, могу и дерюжку твою из мусорки вытащить, – замечает она саркастически. После чего я поспешно натягиваю и тунику. В конце концов, две полупрозрачные одёжки лучше одной. И правда, туника в облипочку, хоть и доходит почти до колен. И… ужасно неприлично я выгляжу.

– Однако, – только и говорит хозяйка. Похоже, она видит меня как-то иначе. – Голуба, а тебе идут такие вещички! Бросила бы ты свои размахайки, носила бы обтягивающее. Шикарно выглядишь!

Я верчусь перед небольшим зеркалом в приёмной и досадую, что нет паранджи. Сейчас начнут таращиться все, кому не лень.

– Так я завтра загляну? – сконфуженно уточняю. – Проверить, как и что…

– Вечером приходи, после шести-семи. Думаю, к тому времени освободишься. Готова на выход? Ну-ка, постой, задам тебе направление, чтобы не заблудилась. – Она заглядывает мне в глаза как-то по-особенному. На миг, только на миг я слепну и глохну. Трясу головой – и моментально отпускает. – Теперь сама до Васюты доберёшься, без провожатых.

И снова, как вчера, я на незнакомых улицах одна, даже без Норы. Но страха нет. Лавирую между прохожими, как лихач на трассе, молчу на комплименты или огрызаюсь на непристойные предложения, сворачиваю в нужных местах; в общем, иду по заданному Галой маршруту как по ниточке.

И никак не могу вспомнить, а что же было после того, как я вытащила рубин из мёртвой пасти?.. Вытащила. Протёрла. Потом какой-то провал. Помню себя в душевой, скоблюсь и моюсь, как могу, с мочалкой, с мылом, а Гала ищет, во что бы меня одеть. Она даже побрызгала меня какими-то духами, пока не удостоверилась, что мерзкий запах сошёл с рук без следа.