А Магдалина слегка прикусила нижнюю губу, стараясь не улыбаться. Её смешило то ли сама привычка Богдана, то ли то, что она это заметила. Но тот практически вопросов не задавал. А ещё щурился немного, от чего походил на большого, какого-то вальяжного кота, который внимательно следит за каждым движением. А из-за слегка хитрой ухмылки, немного ироничной, что практически всегда красовалась на его лице, это впечатление только укреплялось.

– Нет, конечно, я вообще поклонится Шопенгауэра, – уверенно заявила девушка, покачивая ногой.

Она задела носком туфли щиколотку мужчины и он опустил ладонь ей на колено. Он сделал это так естественно, что и мысли о каком-то сексуальном домогательстве не возникало. Богдан сам этому значения не предал судя по совершенно спокойному лицу.

– А тебе идет, – окинув девушку взглядом, уверенно заявил он.

Как будто оглядев её осанку, черты лица и любопытный взгляд, пришел к выводу, что вот эти философские взгляды отлично переплетаются со всем её образом.

– Хотя, как по мне, спорно. Так что, можно сказать, я его поклонник в зависимости от ситуации.

Магдалина фыркнула.

– Все мы так. Когда я еду куда-то в час-пик я придерживаюсь теорий Ницше.

Богдан расхохотался и поперхнулся дымом.

– Хах, хочу такую книгу! «Понять философию Ницше или метро в час пик»!

– Или «Шопенгауэр в одинокой квартире и с бокалом вина», – продолжила Магдалина.

– Черт, да, я бы прочел это!

Мужчина бросил взгляд на дверь, спрятанную недалеко от касс. Наверняка, в уборной, как всегда были гигантские очереди. И от того Вики так долго не было. Он поймал себя на мысли, что он и не хочет опять слушать её стрекотню. От того он вздохнул и поднялся с места.

Магдалина приподняла вопросительно бровь, а мужчина подал ей руку. Она, не задумываясь, приняла её, поднимаясь. Тогда он взял её пальто, помогая ей одеться.

– Я решил проверить свою теорию, что мне все позволено и уйти, оставив Вику одну.

Магдалина фыркнула, застегивая пальто.

– Лжец. Ты просто так очарован нашими разговорами, что не хочешь опять сидеть с Викой и слушать её рассказы.

– И что же мне теперь делать? Меня раскусили, – фыркнул мужчина, оставив на столе несколько купюр.

Магдалина взяла его под руку и они пошли на выход. Фонари уже зажглись, на этой улочки они были романтично-винтажными, от чего вся ситуация походила на момент с мелодрамы. Чем Богдан и поделился. Девушка, рассмеявшись, сказала, что если бы было так, то они должны были бы сейчас решить, что они любовь всей жизни друг у друга и жить долго и счастливо.

– Долго и счастливо, – фыркнул Богдан, – мы что в гребаной сказке? Нужно что-то поинтересней.

– А что хочешь, чтобы я выкидывала твои вещи с балкона и кричала, что ненавижу это?

– Звучит заманчиво, – Богдан открыл дверь машины, перед Магдалиной, прошел на место водителя и продолжил разговор, как ни в чем не бывало, – лучше не говори такое, а то я подумаю, что ты серьезно и уведу тебя у твоего муженька. А что? У меня не было ещё ни одной женщины, которая умела устраивать красивые сцены.

– Красивые, да? Значит, бежать за тобой не буду. А куда мы, собственно, едем?

– Как куда? Ты хотела пойти с кем-то в театр. Вот я и жду, когда ты скажешь, в какой. Как я могу позволить остаться даме в одиночестве?

Считай, отдаю тебе долг. Ты не позволила мне заскучать на вставке, я не позволю тебе заскучать в одиночестве в театре. Только заедем за бутылочкой бренди. Пластиковые стаканчики, бокалы или предпочитаешь выпить с горла?

– В театре не красиво пить бренди с пластиковый стаканчиков. Так что предпочту выпить с бутылки.

Магдалина сказала в какой театр у неё билеты, откинувшись на спинку сидения. В машине пахло одеколоном Богдана и горечью сигарет. Но все же больше одеколоном. Чем-то крепким, мускусным, идеально подходящем этому мужчине.