Кошкин и Щегольков переглянулись.

– Только два дня, – повторила Кира. – Я найду решение этой мистической загадки.

– А если вы скроетесь? – Следователь почесал щеку. – Если бросите нас, лишите своего общества?

– Это она может, – усмехнулся Виктор.

– Дайте мне два дня, – настаивала Кира. – Вы ничем не рискуете. У меня – подписка о невыезде, а у вас – распутанное дело на блюдечке.

– Хорошо, – поколебавшись, согласился Щегольков. – Будет вам два дня. Ищите разгадку, а заодно и доказательства своей непричастности.

– А как же презумпция? – поинтересовался Николай.

– Закрой пасть, умник! – не выдержал Виктор.

– А пока, – следователь вынул бланк протокола, – мне все равно нужно допросить вас… Порядок есть порядок.

Когда Кира с мужем покинули розовое здание прокуратуры и, пройдя через дворик, сели в машину, он взял ее за локоть:

– Зачем тебе эти два дня, любимая? Ты блефуешь? Что ты собираешься делать? Куда идти?

– Для начала – в кино, – она грустно улыбнулась. – Тем более мы с тобой целую вечность там не были.

– Куда? – Николай поморгал.

– В кинотеатр «Каскад», милый. На последний сеанс.

Юсси Вильевич Тукс был вне себя. Он ходил в своем кабинете из угла в угол, держа трубку у вспотевшего уха, и кричал:

– Послушайте, мы с вами так не договаривались! Я сделал все, как вы просили… Поручил расследование Кире… А теперь она оказалась впутанной в какую-то пренеприятную историю!.. Чего я так нервничаю? Это же скандал! Если конкуренты из других изданий пронюхают что-нибудь, мы потом не отмоемся очень долго! Я молодец? Я вовсе не молодец, что пошел у вас на поводу! Моей лучшей журналистке – конец! Но это еще полбеды. Репутация газеты – вот главное, понимаете? Я создавал эту самую репутацию годами, по зернышку, по крупинке. И все ради чего? Чтобы в один прескверный день все пошло к черту? Чего я кричу? Я кричу не так, а вот так: А-а-а-а!!! А с вами я не кричу, а взволнованно разговариваю… Я не знаю, какие у вас, в милиции, счеты с моей журналисткой, но так не делают, понимаете? Так не делают! Вы хотите ее уничтожить моими руками и за мой, так сказать, счет… Вернее, за счет газеты. Я ни при чем?.. Не волноваться?.. А что мне, позвольте спросить, остается делать?.. Какую статью?..

Тукс перестал бегать и встал как вкопанный посреди комнаты.

– Что написать? – у него округлились глаза. – Вы это серьезно? Что значит – опередить конкурентов? То есть, вы считаете, что если я опубликую материал, в котором уничтожу и раздавлю собственную журналистку раньше, чем это сделают другие, то я буду на коне?.. – Юсси Вильевич положил трубку и еще долго стоял, в задумчивости уставившись на собственные сандалии.

– Бред! – прошептал он. – Полный бред…

В дверь постучали.

Тукс вздрогнул, словно очнувшись, бросил телефон на стол и, запрыгнув в кресло, буркнул:

– Кто там еще?

В кабинете появился высокий, сухощавый мужчина лет шестидесяти с копной рыжевато-русых волос, подъеденных сединой.

– Секретаря, конечно, нет на рабочем месте! – громко, чтобы было слышно в приемной, сказал редактор. – И у нас проходной двор.

Рыжий пропустил мимо ушей эту неучтивость, закрыл за собой дверь и без приглашения уселся на стул в самом конце стола. Он неспешно раскрыл плоский портфель из грубой кожи и извлек из него номер «Петрозаводск Daily».

Тукс терпеливо ждал, что будет дальше.

Мужчина развернул газету, надел очки и углубился в чтение.

– Эй, – не выдержал Юсси Вильевич. – Кроме вас, здесь еще и я имеюсь в наличии. Или вы думаете, что пришли в избу-читальню?

Незнакомец снял очки, ткнул ими в газету и, не глядя на редактора, вздохнул: