— Нет, пожалуй, без меня. Я… чай на кухне попью.

— Чай. Конечно.

Карие глаза остановились на мне, буравя взглядом. Потом нахал скользнул взглядом по моей фигурке.

— Вообще-то ты не совсем в моем вкусе! — заявил.

У меня чуть челюсть на пол не упала. Я хотела было уйти, но после такого заявления я решила остаться, скрестила руки под грудью.

— Наконец-то разглядели, что разглядывать во мне нечего! Шейте то, что нужно зашить, и вон из квартиры! — произнесла, пылая от негодования.

— Мелкая. Росточек как у Дюймовочки, сиськи… — вздохнул. — Не Богини, словом. Ножки для своего роста вполне ничего, но не модельные.

— Свалил. Нахрен! — разозлилась. — Можешь даже коробку взять и забрать. Дарю. Как говорила сова, безвозмездно!

Маньяк в это время вымыл руки, обработал спиртом руки, нитку, иглу, щедро плеснул себе на левый бицепс йодом и присел в позе йога на старый кафель, начав пришивать болтающийся лоскут кожи.

Меня бы замутило.

Но коньяк и возмущение сделали свое дело. Я смотрела, как Маньячелло ловкими, аккуратными стежками накладывает швы.

Кажется, не в первый раз оказывает себе медицинскую помощь. Такой хам? Неудивительно!

— Словом, ты не совсем моего поля ягодка, Мия. Но… — воздел к небу указательный палец. — Человек рожден, чтобы познавать и выходить из привычных рамок. Иначе он застынет в состоянии, которое называется «стагнация». Слышала о таком?

— Слышала. Я не дура.

— Быть дурой незазорно! Играть дуру — куда хуже!

— Слушайте, вы…

— Я — внимательно, а ты? — посмотрел раздевающим взглядом и у меня в трусиках начался потоп.

Черт побери! Он просто смотрел, но такой взгляд нужно запретить. Спрятать за непроницаемыми черными линзами.

Бесстыжий, трахающий взгляд, задевающий все глубинно женское.

— Дошивайте и уходите, — выдавила из себя с трудом. — У меня чай стынет…

— «Чай» остывает на кухне? С лимончиком — самое то! — подмигнул, поставил себе еще два стежка и ловко завязал, потом осторожно чикнул ножницами и отложил в сторону. — Готово!

— Отлично. Выметайтесь!

Он встал так резко и плавно, что я испугалась. Растерялась и не поняла, в какой момент оказалась прижатой к стене его крупным телом.

— Скажи-ка мне, пчелка Жу-жу, а часто ли твою пизденку муженек обрабатывает? Или там невспаханная целина?

Крупные мужские пальцы сжали половые губки прямо через ткань штанов и трусики. Кровь закипела и начала приливать к местечку, зажатому пальцами нахала.

Мерзавец сдавил сильнее, я охнула от неожиданности. Ублюдок начал сжимать складочки ритмично.

Ноги в коленях позорно дрогнули.

— Целина, однако. Учти, я клевый пахарь, — подмигнул.

Он приблизился к моим губам. Я подумала, что он меня поцелует.

Очевидно, сошла с ума, но я хотела, чтобы он меня поцеловал.

Я забыла про все — про проблемы, неудавшийся брак и предательство, даже про бабульку забыла!

Маньячелло сдавил пальцами еще сильнее, вынуждая вцепиться в его плечи и выгнуться от болезненно-приятных ощущений. Ублюдка я возненавидела всем сердцем, но как опытно и чувственно он держал меня за киску, сдавливая понемногу.

Еще немного — и я застону в голос, начав тереться об его руку, как кошка, которой не хватает любви…

Я была в шаге от позорного падения в пропасть греха. Губы едва не вытолкнули похабное: «Трахни меня!»

Еще бы секунда, и я бы точно выдала себя с головой, уже приоткрыла губы со стоном вдохнув воздух, как вдруг…

— Но пьяных баб я не вспахиваю! — заявил прямиком в губы. — Границы ослаблены. Бесхозное… Трахай не хочу, — скривился. — Любой трактор въедет! — и отпустил.

Он отошел на шаг назад, продолжая сверлить меня взглядом.

— На первый раз прощаю. У тебя был стресс. Но чтобы в следующий раз… Без спиртного!