Машка рассказывает о том, как чуть не попала под депортацию из Германии в тот год, когда у нее закончилась студенческая виза, и ей пришлось срочно искать себе мужа, потому что назад она решила не возвращаться. Потом был второй муж, и оба, по ее словам, «ничего».

Несмотря на легкость тона, все это не история Золушки. Несмотря на всю ее беспечность, все эти рассказы звучат слишком поверхностно, будто в детали вдаваться она не хочет.

— Ты с ними не общаешься? — спрашиваю, собирая со спины волосы и перебрасывая их на плечо, потому что мне становится жарко.

— Бог с тобой! — смеется Маша.

— А третий? — спрашиваю ее.

— Третий?.. — осушив еще один шот, она смотрит на стойку перед собой, а потом отодвигает в сторону волосы и показывает длинный шрам, который пересекает ее голову вдоль линии волос за ухом.

— Ого… — бормочу.

Посмотрев на меня, она улыбается и говорит:

— Я кошка… у меня восемь жизней.

Ее подбородок вздрагивает, и я кладу руку на ее плечи.

— Маш… — шепчу растроганно. — Что случилось?

Тряхнув головой, она опрокидывает еще один шот, и я делаю то же самое, хоть мне и предыдущих было выше крыши.

— Я хотела подработать в клубе, танцовщицей. Денег было в обрез, нашла объявление в интернете. Продавались новенькие стрипы. Ну, знаешь… такие туфли…

— Я не такая древность.

Машка хихикает.

— Поехала по адресу, чтобы их забрать. Продавец — красавчик. Бицепсы, кубики… хоккеист, на пару лет меня моложе. Подающий надежды молодой лев. Оказалось, стрипы от его бывшей девушки остались. В общем, он на меня запал. Я на него тоже. Отсосала ему, как положено…

Давлюсь новым коктейлем.

Она снова хихикает, и в ее глазах озорство, которое через секунду сменяется потерянностью.

— Поженились через неделю. Его взяли в сборную из какого-то затрапезного клуба. Муж — хоккеист сборной, вау… — продолжает она. — Их там пичкали всякими пищевыми добавками и еще черт знает чем. Тестостерон зашкаливал. Он еще и психованный оказался. Ответственность давила, боялся сломаться. Я не знала, чем ему помочь, у нас менталитеты разные. А потом он меня начал шпынять. То я шлюха, то проститутка, хотя я… пыталась забеременеть, ужины ему готовила. Ну а потом он совсем с катушек слетел. Ревновал ко всем, начал бить…

— Ма-ша…

— Два раза изнасиловал…

— Господи… — к глазам подкатывают слезы.

Глажу ее по волосам, не пытаясь останавливать. Я вдруг понимаю, что ей нужно высказаться.

— В последний раз избил так, что пришлось вправлять челюсть. И нос тоже. В больнице пролежала два месяца, а когда вышла, подала в суд. Ко мне сразу пришли адвокаты с мировой, предложили компенсацию. Огромную. Очень боялись огласки.

— А ты?

— Взяла, — смотрит на меня с горькой усмешкой. — Мне всегда нос не нравился. Зато теперь новый.

По моим конечностям проносится холод. Такой, будто все это произошло со мной, но правда в том, что я даже и близко не могу представить, каково это. Даже приблизительно!

— Ох… Машка… — накрываю ее ладонь своей. — Ты домой вернулась? — высказываю свою догадку. — Насовсем?

— Угу… — кивает. — Хочу открыть школу иностранных языков. Крутую. Давай со мной?

— Мы пьяные, Маш… — трясу головой. — Кто так дела решает?

— Девочки, — улыбается она, как кошка.

— Девочки пришли кутить, — напоминаю и спрыгиваю с барного стула.

Взяв ее за руку, веду к танцполу, и где-то на этом пути мои мозги совершенно отключаются.

В них пусто, я просто хочу веселиться.

Мы вываливаемся из клуба в два ночи, хохоча, и целую вечность пытаемся вызвать такси. По крайней мере, у нас нет разногласий по поводу того, что пора домой.

На парковке перед входом винегрет из машин и людей, сырой уличный воздух пропах сигаретами.