Наутро Саша никак не могла проснуться. Это было непривычно – живя с матерью, она выработала в себе привычку подниматься с первым звуком будильника, чтобы избежать окриков и сдёргивания одеяла, привычку настолько прочную, что даже теперь, когда в будильнике не было необходимости, садилась в постели, едва открыв глаза. Безуспешно пытаясь вынырнуть из плотного облака сна и опять в него проваливаясь, она задумалась о причинах и вспомнила выпитую ночью крепкую дозу лекарства, а вспомнив это – припомнила и загадочный телефонный разговор матери. Возбуждение, вызванное ночным открытием, подействовало как скинутое одеяло – Саша ощутила холод внезапного прозрения и наконец проснулась. «Интересно, бабушка знает?» – подумала она. Весь день Саша исподволь присматривалась к ним обеим. Теперь она поняла причину непостижимой перемены в матери, движения которой сделались вдруг мягкими и даже обрели некоторую томность, а взгляд, который она привыкла видеть отстранённо-холодным, стал почти что мечтательным, обращённым в себя. Бабушка казалась такой же, как и всегда. Но вечером, когда они смотрели какой-то фильм и мать, выключив на рекламе звук, измеряла бабушке давление, Вера Сергеевна вдруг спросила:

– Леночка, тебе когда на работу? После праздников?

– Сто тридцать на восемьдесят пять, – ответила мать, вынимая из ушей фонендоскоп, и, застегнув на футляре молнию, добавила как нечто несущественное: – Я уволилась.

– Уволилась, – эхом ответила Вера Сергеевна после короткой паузы, и по её тону и лицу Саша поняла, что услышанное не было для бабушки такой же неожиданностью, как для неё самой. Предчувствие чего-то непоправимого обожгло её шею и грудь, закололо мелкими иголками.

Так как обе они, с бабушкой, уставились на мать и молча ждали объяснения, так наконец заговорила.

– Я собиралась вам сказать… – Елена Степановна запнулась, беспокойно переводя взгляд от матери к дочери и обратно. – В общем, я выхожу замуж. – И, так как обе в молчаливом недоумении продолжали сверлить её глазами, закончила: – Он врач, руководитель моей программы. Жить мы будем у него.

– Так ты остаёшься в Ленинграде? – заговорила наконец Вера Сергеевна.

– Да. Возвращаюсь после праздников. Женя берёт меня на работу в своё отделение. – Она мимолётно улыбнулась, произнеся его имя. – Вы что, за меня не рады?

Вера Сергеевна шумно вздохнула, словно подводный пловец, вынырнувший на поверхность моря.

– От чего же, я рада. Просто всё это так неожиданно.

Бабушка с тревогой посмотрела на Сашу, которая оцепенела в своём кресле: в её лице не было ни кровинки. Глядя на внучку, спросила:

– Но как же Саша?

– А что Саша? – поспешно воскликнула мать, раньше, чем отзвучал вопрос: было понятно, что она ждала его и что совесть её была не вполне спокойна на этот счёт. – Саша может поступить на заочное отделение, не так ли? Зато ей будет где остановиться, приезжая на сессию.

Теперь обе смотрели на неё и ждали её ответа: бабушка – с тревогой, мать – требовательно и жёстко, как ещё недавно смотрела на неё, школьницу, отчитывая за тройку в дневнике. Реклама давно закончилась и шёл фильм, но никто не обращал на это внимания.

Саша отвернулась и уставилась на экран, где одни бандиты убегали от других, круша и сжигая дорогие американские автомобили, словно дешёвые игрушки. Она чувствовала зияющую пустоту внутри, словно душа покинула её тело, в котором тупо колотилось уже ненужное сердце. «Вот и всё!» – только и подумала она. Шар упал во второй раз.

Мать, не дождавшись ответа, заговорила – так быстро и сбивчиво, словно все эти слова она давно уже приготовила внутри себя, и теперь, когда открылись шлюзы, они хлынули из неё густым и беспорядочным потоком.