– Ка… Катенька, простите! Я не хотел вас обидеть! Умоляю… – он упал на колени и прижался лицом к её ладошкам, которые держал в руках.
– Не надо, – всхлипнула она. – Не надо, милый… Просто я так счастлива!
На Троицу они обвенчались в деревянной Николиной церкви. Весь месяц с небольшим, прошедший с того дня, когда Илья на руках внёс Катю в гостиную, где сидела мать, и попросил её благословения, Илья ходил как хмельной, боясь поверить своему счастью. Катина спальня утопала в цветах, которые он охапками приносил ей по вечерам. Некоторые букеты не помещались в спальне – или их нельзя было оставлять в комнате на ночь, так как сильный аромат мог вызвать головную боль – и счастливая невеста с удовольствием расставляла их по всему дому, создавая изящные букеты. Их можно было увидеть в самых неожиданных местах: вдоль балюстрады лестницы стояли кувшины с сиренью самых разных оттенков – от кипельно-белого до густо-лилового; на подоконниках пристроились изящные хрустальные вазы с тюльпанами, нарциссами и гиацинтами; затем настала очередь пионов – роскошные белые стояли симметрично на фортепиано, на ломберном столике – благоухающие розовые, на трюмо – торжественные бордовые.
– Наш дом превратился в оранжерею! – шутливо ворчала Наталья Семёновна, когда сын, возвращаясь с работы, приносил очередной трофей. Женщины поднимали от шитья полные обожания взгляды – они уже с утра гадали, что будет на этот раз: говорят, черёмуха зацвела, а Дуся, которая тоже включилась в эту игру, видела на базаре ранние розы…
С мануфактурой стало плохо, в лавках продавали только шинельное сукно и другую материю в том же роде – всё, что осталось на складах с войны. Поэтому подвенечное платье перешивали из первого Зоиного бального, которое она надела единственный раз, в последнем классе гимназии, на благотворительный бал в пользу солдатских семей – Зоя была признанной красавицей и щеголихой, отец страшно гордился ею и не жалел денег на наряды. Платье а-ля грек из белого креп-жоржета было обманчиво простым и производило впечатление невинности и свежести. Единственной выразительной деталью – но зато какой! – был вышитый бесцветным и прозрачным стеклярусом пояс, сверкающим мысом поднимающийся к груди и загадочно мерцающий из-под воротника-пелерины. Хрупкой Кате оно было велико, поэтому пришлось его полностью распороть и даже посрезать лишний бисер с пояса, чтобы его ушить. Зато излишки ткани и стекляруса пошли на шляпку, которую Наталья Семёновна вызвалась смастерить на свой страх и риск.
Свадьбу сыграли в семейном кругу. Шафером Илья взял Лёшу Матвеева, а посажённым отцом невесты вызвался быть милейший Павел Николаевич Стеценко – семейный врач Дедовых с незапамятных времён, ровесник и приятель покойного Аркадия Савельича. Ведя невесту под руку к алтарю, он раскраснелся от волнения и чувства ответственности, и смешливая Дуся, в новом платье, сшитом специально для этого случая, едва не прыснула. Илья как зачарованный смотрел на Катю и не узнавал её: с новой причёской, в этом белом платье, с серьёзным взволнованным личиком она казалась миражем, бесплотным видением потустороннего мира. В какой-то момент его охватил иррациональный страх – вот сейчас он моргнёт, и она исчезнет, растает в церковном полумраке!.. Он так и стоял не мигая и успокоился только тогда, когда её маленькая тёплая рука оказалась в его ладони.
Ваня родился через год, в июле. В Раздольном яростно цвели липы, наполняя воздух густым и сладким, как мёд, ароматом. Как и всегда, цветение лип сопровождалось частыми грозами, после которых густой липовый дух многократно усиливался, вливаясь в распахнутые окна и растекаясь по самым укромным уголкам жилищ. «Чувствую себя как оса, которая увязла в меду!» – шутил Илья.