– Виктор Александрович, голубчик! – сказал я, разволновавшись, – мне непременно необходимо поговорить с вашим князем! Ведь его светлость совершенно не представляет себе, что творится сейчас в Артуре…

– А вы, значит, Михаил Николаевич, хотите его просветить? – полувопросительно, полуутвердительно произнес капитан Коломийцев. – Знаете ли, титул самовластного Великого Артанского князя у Сергея Сергеевича далеко не самый главный. Я бы даже сказал, что он им несколько тяготится, воспитывая в своем окружении одного способного юношу, чтобы впоследствии возложить эту ношу на его плечи. Не думаю, что вы откроете ему что-то новое… Уверяю вас, что осведомлен о происходящем в гораздо большей степени, чем вы думаете. Впрочем, не могу вам сейчас сказать ни да, ни нет. Сергей Сергеевич в настоящий момент очень занят, и было бы совершенно неправильным ему мешать.

– Тогда я попрошу вас не отправлять меня в госпиталь немедля, а, если это возможно, только после разговора с его Светлостью, – сказал я, глядя на то, как артанские санитары, одетые в такие мохнатые накидки, укладывают на носилки постанывающих раненых нижних чинов.

– Хорошо, Михаил Николаевич, мы выполним вашу просьбу, – сказал капитан Коломийцев, вставая на ноги, и обернувшись назад, добавил: – Зинаида, окажи, пожалуйста, этому раненому экстренную помощь…

Тут я опять машинально подумал, что «Зинаидой» должна быть рябая широколицая баба совершенно рязанского вида, и испытал мгновенную досаду от того, что опять не угадал. Из темноты на зов своего командира ко мне выступила не баба, а, скорее, девица, и ее смуглое лицо с высокими скулами и удлиненными глазами, несмотря на уродующие его черные полосы, было прелестно какой-то особенной дикой красотой.

Присев рядом на одно колено, Зинаида посмотрела на меня пристальным «цыганским» взглядом; при этом ее зрачки ярко засветились как у кошки, отчего у меня по коже пробежали откормленные мурашки. Да что за чертовщина? Впрочем, выводы о том, чертовщина это или в самом деле Божий промысел, я делать поостерегся.

Зинаида прикоснулась сухими и неожиданно теплыми кончиками пальцев ко лбу и тому месту, где на шее бьется жилка, провела ладонью над раной, замотанной набухшими от крови бинтами, и, обернувшись к господину Коломийцеву, сказала со странным акцентом, но на вполне чистом русском языке:

– Ранение серьезное, мой командир, но существованию этого богоравного героя оно не угрожает. Как маг жизни низшей ступени я могу только снять ему боль и направить в руки госпожи Лилии. Только она за пару дней сможет поставить его на ноги, чтобы он продолжил совершать свои подвиги.

– Хорошо, – кивнул капитан Коломийцев, – делай.

Я едва успел мысленно покраснеть, подумав: «это я-то – богоравный герой?» и совсем не успел осознать смысл слов: «маг жизни», как Зиночка еще раз прикоснулась указательным пальцем к точке на моем лбу между бровями. От этого касания меня сначала прострелило чувство невыносимого наслаждения, а потом закачало как на теплых морских волнах, и я погрузился в светлый счастливый сон. В этом сне мы уже победили в войне, враг был разбит, а по дорогам прочь от Артура уныло брели длинные колонны японских пленных, конвоируемых всадниками в мохнатых папахах.

Когда я снова открыл глаза, посвежевший и действительно избавившийся от боли, передо мной стояли трое: уже известный мне капитан Коломийцев в своем мешковатом мундире охотника, а также еще две особы, мужчина и женщина, в мундирах, чрезвычайно похожих на те, что носят в русской армии, но буро-болотного цвета. Женщина была эмансипирована, коротко, по-мужски, стрижена, а на ее бедре в потертых ножнах висел массивный меч явно старинной работы. Так могла выглядеть воинствующая варварская принцесса или даже королева, которая пошла на службу в современную армию, если бы это было возможно. Мужчина на фоне этой экзотической дамы выглядел почти обыкновенно; даже висящий на бедре такой же старинный меч не бросался в глаза, но стоило ему посмотреть на меня своим внимательным взглядом, как все мое естество пронзил приступ безграничной преданности.