– Четвертая уже пошла. Идем к патрону, дело важное есть.

– Я же утром в Интерамну[60] ехать должен.

– Забудь про Интерамну. Спускайся.

– Чего сам не зашел, а вопишь под окном?

– Так привратник брусом дверь заложил и ни за что открывать не хочет.

Зосим подобрал таблички и стило, сложил все в объемистый сундук. Там уже скопилось немало заполненных и запечатанных табличек. Отдельно в кожаном чехле лежал свиток пергамента.

Зосим захлопнул крышку сундука и стал одеваться. Натянул две шерстяные туники, поверх – плащ. Не забыл про перевязь с мечом. Светильник догорел и сам погас – Зосим всегда наливал столько масла, чтобы оно выгорало к утру и не надо было убивать огонь.

Уже в темноте запер дверь на ключ; спустился по шаткой лестнице, грохнул кулаком в каморку привратника.

– Дверь запри, я ухожу.

Старик выполз, держа в руках сальную свечу. Верно, давно зажег – еще когда Полибий стал в дверь ломиться. Свечу зажег, но дверь не открыл.

– И что тебе не спится? На салютации[61] торопишься? – Старик ухмыльнулся, демонстрируя желтые крупные зубы. Не преминет напомнить, что Зосим – вольноотпущенник и до смерти привязан к патрону.

– Не перед тобой отчитываюсь! – Зосим откинул брус с двери и вышел.

Полибий переминался с ноги на ногу: сам он выскочил из дома, накинув на одну тунику короткий плащ, и теперь изрядно замерз.

– Дело важное? – спросил Зосим.

– Боялся, что ты уедешь утром, вот и пришел до света, – отвечал Полибий. – Зачем ты вообще из дома патрона ушел? Платишь бешеные деньги за свою конуру. И каждый раз бегать за тобой… Доминус обратно зовет – иди, в доме будешь жить.

– Свободным себя почувствовать хочу. У свободного человека свое жилье должно иметься.

– Чушь какая! Мне, к примеру, ни своего жилья не надо, ни свободы. У Клодия всегда можно лишний асс выпросить. И в случае чего за хозяйской спиной укрыться. Свободного бы меня три раза уже распяли. Самое важное – это подходящего господина отыскать и сделаться ему необходимым.

С Авентина на Палатин путь не такой уж и далекий, но при этом как будто из одного мира переходишь в другой, огибая каменный мыс Большого цирка. С островов бедности – в цитадель роскоши и богатства.

Начинало светать. В лавках, что облепили Большой цирк, хлопали, открываясь, ставни. Кутаясь в лоскутные накидки и яростно зевая, навстречу спешили рабы – кто к фонтану за водой, кто к булочнику за горячим хлебом. В вестибуле Клодия теснились пять или шесть человек – клиенты, пришедшие на салютации, ожидали, когда привратник распахнет перед ними двери в атрий и допустит к патрону. Среди прочих выделялся дородностью Потид. Физиономия у него была круглая и сдобная, как луна в полнолуние.

– Факел ровно держи. Как стоишь, как факел-то держишь? – ругался Потид, награждая худосочного мальчишку-раба оплеухой. – Новую, ни разу не стиранную тогу чуть не сжег.

Рассказывали, что у Потида есть свои корабли, торговля вином, просторный дом, молоденькая жена, смугляночка из Вифинии. Начинал этот Потид в рабском сословии, ублажая господ в постели. Потому как в юности был красавчик, что твой Ганимед. Много чего рассказывали про Потида.

Полибий три раза грохнул кулаком в дверь. Потом еще раз постучал – потише, и привратник тут же впустил его и Зосима в атрий. Прочие остались дожидаться у дверей.

Возле мелкого бассейна в центре атрия – две мраморные скамьи с пестрыми подушками, а между ними – одноногий мраморный столик. На бронзовой подставке висели пять или шесть светильников. Было светло и дымно. И почти тепло, не то что в этой проклятой инсуле, где можно лишь тайком от привратника внести наверх жаровню с углями. Может, в самом деле, вернуться и жить при хозяине?