Адашев увидел, как другие юнкера стали озираться, в поисках… чего? Они что, тоже слышат?

…громче… громче…

Стена мазанки рассыпалась в глиняное крошево, из облака пыли прямо на юнкера выдвинулось скошенное железное рыло. Гул превратился в оглушительный механический рык, и теперь стало ясно, откуда он шел – давя татарские халупы, выворачивая с корнем абрикосовые и черешневые деревца, из глубины Улуккул-Аклес выползли три огромные машины. Назвать их броневиками язык не поворачивался – «Остин» и «Ланчестер» выглядели рядом с этими чудищами детскими игрушками. Не меньше английских «Уиппетов», прикинул Адашев – он видел такие на каховском плацдарме. Бронемашины разворачивались, перебирались через канавы, походя крушили изгороди из саманного кирпича. За ними, в пыли, мелькали фигурки, увешанные незнакомым оружием.

– Сашка! Адашев? Живой, чертяка?

Коля Михеев. Карабин под мышкой, рожа в пыли, улыбка до ушей.

– А где поручик? Надо отвести наших за деревню, майор приказал. Здесь сейчас та-акое начнется!

– Рукавишникова убило, – с трудом прохрипел Адашев. – Я принял роту. Ты толком говори, что за майор, куда отходить? Что тут вообще…

– Майор Букреев, зам. командира батальона, морская пехота. А вы, как я понимаю, старший?

Адашев уставился на подошедшего. Такого он еще не видел: незнакомая форма в мелкую зелено-бурую крапь, глубокая каска, сдвинутые на лоб широченные очки-консервы. Сам огромный и какой-то угловатый – наверное, из-за снаряжения, которым увешан торс, пояс, даже бедра. В руках… карабин? Скорее, ружье-пулемет, вроде «Шоши», только обойма не так сильно изогнута…

– Конницу мы отбросим к реке, а дальше по ним отработают «Торнадо». А вы отведете своих за дальнюю околицу.

Адашев хотел было спросить, что это за «Торнадо» и как они собираются «отработать», и тут бронемашины ударили. Тонкие, длинные стволы в замысловатых башенках выбрасывали полотнища огня, в махновцев летели светящиеся трассы.

«Ду-дут! Ду-дут! Ду-дут!»

Юнкер краем глаза видел, как рассыпаются вдоль ограды бойцы в такой же пятнистой форме, как выползает, круша стену, увитую диким виноградом, гусеничная машина с круглой, плоской башней, из которой торчит длиннющий ствол солидного калибра. Танк взревел, плюнул сизым дымом, замер и ударил огнем Раз. Другой. И еще. И снова.

«Так не бывает!»

Вдали, там, где только что мельтешили махновские тачанки, вырастала пыльная туча. В дыму взрывалось, грохало, мелькали пулеметные трассы – и вдруг какофония стрельбы оборвалась. Тишина навалилась, глухая, непроницаемая, будто уши залепило воском. Юнкер качнулся, уцепился за какую-то скобу, торчащую из брони. Ноги не держали.

– …да очнись ты, чудак-человек! – проник сквозь восковые затычки голос Михеева. – Собирай наших, айда к грузовикам. Надо раненых погрузить и… остальных.

– Стой, Никол, погоди… – Адашев понемногу приходил в себя. – Какие грузовики? А как же махновцы? У нас приказ – удерживать…

– Да забудь ты про махновцев! Нет их больше, и не будет! Вон, смотри!

Со стороны Качи, из степной мути, из-за крыш Улуккул-Аклеса вырастали, перечерчивая небо, дымные полосы. Вслед за ними волной накатывался пронзительный, выворачивающий душу вой.

Бэтээры с морпехами ушли вперед. Оттуда, из-за заброшенной башни оптического телеграфа, из-за мазанок и фруктовых садов порывы ветра нет-нет да и доносили винтовочный перестук – константиновцы отбивали неизвестно какую по счету атаку.

Позиции РСЗО остались позади. Машина арткорректировщиков, «Тигр» МК-БЛА-01, выдвинулась в сторону «передовой», и, пока командир-старлей переговаривался с огневыми, бойцы распаковывали кейсы с аппаратурой тактического беспилотника. После недолгой дискуссии – ставить НП на башне, или нет – от этой идеи решили отказаться. Торчащая над приморским плато башня – первая мишень; по местным понятиям там просто не может быть наблюдателя, а то и огневой точки. Выкатят на прямую наводку трехдюймовку – и привет.