«Алмаз» лишился роскошных интерьеров – на бывшей яхте наместника Дальнего Востока воцарился, хоть и с опозданием, аскетический рационализм, присущий другим кораблям из состава Второй Тихоокеанской эскадры. Зарин за голову хватался, видя, что творят судоремонтники: на смену дубовым панелям, полированной бронзе и хрусталю приходили пластик, крашеная сталь, трубопроводы. Просторный салон, который мог сделать честь флагманскому дредноуту, приспособили под ангар. Знать бы еще, куда делась роскошная обстановка? Хорошо, если в музей или, скажем, в Дом офицеров – вполне могла, в извечно российском стиле, осесть на генеральской даче…

В ангаре держали разобранный на части резервный гидросамолет, только громоздкие поплавки оставались на палубе. В подволоке прорезали широкий люк, через который фюзеляж, плоскости и хвостовое оперение по отдельности подавали наверх.

Урезанная вдвое кают-компания с трудом вместила офицеров крейсера. Кондиционеры работали вовсю, без них не помогли бы и раскрытые настежь иллюминаторы.

Андрей устроился в углу. Алмазовцы собрались для беседы о своих внутренних делах, но и у него есть чем их удивить. Если, конечно, дело дойдет до этой темы…

Старший офицер постучал костяшками пальцев по столу. Гул голосов стих, взоры, все до одного, обратились к командиру. Зарин откашлялся.

– Господа, мы оказались в непростом положении. С одной стороны, мы дома. С другой – сами видите, что здесь творится. Мировая война закончена, Гражданская подходит к концу. Ни техника, ни знания, которыми нас снабдили, не помогут переломить ситуацию. Собственно, ее уже не переломить никакими силами… Считаю, для нас места в нынешней России нет – ни в государстве рабочих и крестьян (при этих словах каперанг скривился), ни в русской эмиграции.

Андрей покосился на Эссена. Тот сидел, неестественно выпрямившийся, бледный, лоб усеян капельками пота. Слова Зарина доставляли ему почти физическое страдание.

– …через несколько дней красные войдут в Севастополь, и, если к тому времени мы еще будем здесь, ничего хорошего нас не ждет. Прошу высказываться, господа.

– Позвольте мне, господин капитан первого ранга?

Жора Корнилович. Отчаянный пилотяга, политикой интересуется мало, зато души не чает в новых аппаратах. Как он мечтал встретиться на них с «Альбатросами» и «Фоккерами»!

– А почему, собственно, «ничего хорошего»? Большевики там или нет – России понадобится военная авиация, а значит, и мы пригодимся!

– Вы, голуба, хоть бы раз заглянули на лекцию по истории! – отозвался второй механик «Алмаза», мичман Солодовников. – Знали бы, что нас ждет у большевиков. Лично у меня нет никакого желания становиться к стенке!

Ну, начинается, поморщился Андрей. Сколько уже говорено на эту тему и с Эссеном, и с другими…

– Мне, пилоту, простительно манкировать всякой ерундистикой, – парировал Корнилович. – У меня и в гимназии по истории еле-еле «удовлетворительно» выходило. Но даже я в курсе, что многие офицеры ушли к Советам, а кое-кто и до маршала дослужился!

– Ну да, а потом попали в лагеря! – не сдавался механик. – Знаем, читали!

«Интересно, какая сволочь подсунула алмазовцам «Архипелаг ГУЛАГ»? Вернемся – выясню и лично накажу…»

– А вы что предлагаете? – поинтересовался Корнилович. – Ну хорошо, уйдем мы за Врангелем. Думаете, господа союзники позволят употребить все то, что мы притащили из будущего, для победы белого дела? Я с вас смеюсь, мичман, как говорят в Одессе!

– Жора прав! – вмешался Эссен. – Британцы и американцы преспокойно приберут нас к рукам и будут… как там в той книге, Андрей Владимирович?