***

Она могла бы хорошо учиться. Во всяком случае, ей очень нравились школьные предметы. И исключений не было. Даже непонятная математика была любимой. Но Сонина мама упорно поддерживала игру под названием «моя дочка тупая», которая повелась с первого класса. Она приходила ко многим учителям и уговаривала их: «Вот такая она у меня глупенькая, ничего не понимает. Вы уж пожалейте ее, не ставьте двоек, хотя бы тройки». Это делалось за спиной дочери. Мама очень хотела, чтобы Соня была как минимум хорошисткой и пыталась помочь. Чтобы в обществе не было повода сказать о ней, как о плохой матери. Соня иногда видела, что она посещает учителей, но никак не связывала визиты со своей успеваемостью. Неизвестно, влияли ли приходы матери на оценки дочери, но мысль, что девочка тупее других, вероятно, селилась в головах учителей. Когда Соня стала взрослой, мама постоянно припоминала, тыкая ее носом: «Ты получала хорошие оценки только благодаря мне! Если бы не я, где бы ты была сейчас? Школу со справкой окончила бы! А так учителя знали, что ты глупая, жалели тебя!» Дочка пыталась быть благодарной, но здравый смысл брал верх: как понять, на что была способна, если за нее все решали? Десять лет жизни Соня, повзрослев, мысленно вычеркнула из своего существования. Пришлось начинать познание себя и окружающего мира практически заново.

Младшая сестра Сони не доставляла никаких хлопот родителям: училась почти на одни пятерки, а за уроками готова была просиживать до двух часов ночи, лишь бы все сделать. Мама, разумеется, гордилась ею. А Соней – нет.

Одним зимним вечером в том же седьмом классе Соне вдруг стало невыносимо тоскливо. Перестала понимать, кто она: девочка или мальчик, ребенок или подросток, творящая или плывет по течению. Вдруг ей стало совершенно необходимо почувствовать защищенность, любовь родителей – настоящую, нежную, всеобъемлющую, бескорыстную. Соня встала, вышла из своей комнаты и направилась в ту, где сидели мама и папа перед телевизором. В помещении царил полумрак, лица взрослых отражали свет телевизора, и это на секунду показалось Соне жутким зрелищем, будто на них были надеты маски, не выражающие никаких эмоций. Только девочка собралась с духом, чтобы сказать о своих чувствах, как в голове появились картинки ругани, откуда-то из желудка выполз мерзкий страх и сковал тело, что теперь ее так же не примут, не поймут и отошлют в свою комнату, как обычно. Чем можно привлечь внимание зубного врача? Соня набрала воздуха в грудь и нарочито громко сказала: «Мама, у меня зуб болит».

– Что? – равнодушно сказала та, не отрываясь от экрана телевизора в надежде, что дочка говорит ерунду и вскоре уйдет, и не придется отрываться от интересного сериала.

– Зуб болит, – повторила Соня, и ей захотелось заплакать от безразличного тона матери и от своей несмелости объявить истинную причину появления в дверях комнаты.

– Ну что? Прям сильно болит? – настойчиво пыталась отделаться от дочки мама, не поворачивая лица от экрана.

– Да, очень сильно.

– Уже поздно, ты видишь время? Что, пойдем больницу открывать? Там сейчас никого нет, только сторож, – объясняла женщина, надеясь, что Сонин зуб пройдет от наставлений.

– Да, пойдем, – отвечала Соня, удивляясь безразличию отца и хладнокровию мамы, продолжая страдать не от зубной боли. Слезы покатились по щекам от понимания, что душа девочки вообще не интересна этим людям, которые называют себя ее родными родителями. Им не захотелось обнять ее, пожалеть, погладить по голове. Никакого сочувствия.

– Ох, отец! Ну, собираемся тогда, пойду я эту непутевую в больницу поведу. Что ж делать, если так сильно болит зуб? Придется сторожа разбудить, ключи взять, больницу и кабинет открывать, раз потерпеть не можешь, – собираясь, раздраженно и назидательно размеренно ворчала мама, все еще надеясь, что дочка возьмет свои слова о больном зубе обратно или хотя бы скажет, что нет нужды покидать кресло и выходить из дома. Соня в это время уже натягивала штаны в соседней комнате, убеждая себя, что все делает правильно. Этим поступком она собиралась проучить и равнодушных (бездушных?) родителей, и саму себя наказать за ложь, робость в ненужное время.