Элли почувствовала, как кровь приливает к щекам. Лицо начинало гореть, а в глазах щипало.

– Что положено?! Туда некого положить! Некого! Зачем сюда?! Зачем домой?!

– Я знаю… – только и повторяла бабушка, поглаживая внучку по волосам. – Пойдем умоемся, Эльга, я тебя заплету.

– НЕТ! – крикнула девочка и оттолкнула Серафиму от себя. – НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! ИДИ И СМОТРИ, КАК ЕГО ЗАНОСЯТ! САМА СМОТРИ!

Еще давно, в раннем детстве, бабушка придумала ритуал. Когда маленькой Элли было плохо, она отводила ее в ванную и просила умыться холодной водой. И пока внучка плескала на лицо живительную влагу, Серафима гладила ее по самым нежным местам на голове: у висков, по лбу, по затылку. Расчесывала непослушные кудри, а затем заплетала их в тугую и толстую косу.

К концу процедуры Элли чувствовала себя значительно лучше.

Но это был не тот случай, совсем не тот!

Все это допустила бабушка, на все это она молча согласилась и теперь в их не самый уютный, не самый новый и слишком большой, но все же родной дом заносили деревянную конструкцию шестиугольной формы, в которой предполагалось лежать тому, кто даже не был найден.

Серафима покачала головой.

– Он будет в маминой комнате. Просто не заходи туда, Эльга. Не нужно.

Элли уже знала, как проходят некоторые похоронные ритуалы. Пять лет назад на вилле Коткасов – их дом было видно с набережной зимой и осенью, когда деревья лысели и не закрывали обзор листвой, – умерла Мария. Она работала у мамы на должности секретаря. Марию сбила машина, когда та возвращалась из Тарту, и как только новость о горе четы Коткас пронеслась по всему Ихасте, мама сразу сказала Элли и Лембиту:

– Мы пойдем все вместе.

Близнецы тогда мало что понимали и не грустили, но в день похорон то и дело мучили бабушку расспросами. Серафима рассказала, что по традиции гроб с проуа Коткас стоял несколько дней дома, прямо в гостиной. Сейчас же, когда все собрались для захоронения, его вынесут и повезут на кладбище, а все собравшиеся гости поедут за ним.

– А крышка почему закрыта? – спросил тогда Лембит. – Она точно там?

– Точно, – отвечала бабушка. – После аварии не всегда можно узнать человека, поэтому и закрыли.

– Ну и жуть, – улыбаясь, отвечал брат. – Но все равно интересно. Теперь она под нами, и, надеюсь, там хорошо!

Вспомнив слова Лемми, Элли потерла глаза. Ничего интересного в этом не было, равно как и хорошего тоже! Знал бы ты, Лембит, что происходит теперь… Был бы ты здесь… Ты бы понял.

– Эльга… – шепотом сказала бабушка. – Я отнесу кофе рабочим. Иди в свою комнату, мы поговорим позже.

– Не надо со мной говорить, – хрипло ответила Элли. – С мамой говори. И передай ей, что завтра ее вызывают школу под страхом смерти! Хоть она вот так и смеется над ней.

Бросив на Серафиму уничтожающий взгляд, Эльга зажмурилась и отправилась в свою комнату.

«Был бы ты здесь, Лембит… – вновь подумала про себя девочка. – Ты бы понял все и объяснил мне».

Мама не пришла к Элли в комнату, даже когда узнала про встречу с родителями Эйнике.

Бабушка заходила дважды: сначала принесла внучке обед, а затем ужин. Оповестила о том, что мама придет к директрисе на встречу. Но больше не сказала ни слова.

Элли лежала на своей кровати, сверлила взглядом спальное место брата и думала, что такое на самом деле смерть.

Сначала в голову пришла все та же Мария Коткас. Премилая женщина возраста мамы ходила на работу каждый день и печатала буквы на клавиатуре. Она была замужем, но не имела детей. Вставала каждое утро рано и наносила макияж. А еще ездила в Тарту к своим родителям по субботам. И вот один раз она собралась навестить стареньких маму и папу, наверняка взяла с собой много вкусного. Провела время с семьей и поехала назад.