Вообще, последнюю рекомендацию можно попробовать и сейчас, но вряд ли это даст какой-либо результат. С другой стороны, терять ему сейчас точно нечего, он уже на сто процентов уверен, что эта ночь будет очередной нервотрепкой. Как же его это достало…

Выключив всё к чертовой матери, он достал наушники и включил один из приевшихся плейлистов. Это был как раз сборник симфонической музыки. Да, Денис действительно любил послушать подобное, хоть и слушал довольно-таки редко. Часто он сидел в наушниках и на работе, однако обычно играло что-то другое. В симфоническую музыку надо вслушиваться, при этом освободив свои мысли от всего прочего. Денису всегда после неё легче, и он знал, что пока слушает музыку, с ним по умолчанию ничего страшного произойти не может.

И хоть он не чувствовал какой-либо дрёмы, его сознание снова не сразу среагировало на некоторые изменения. Во-первых, у него снова не было сил пошевелиться, хотя на это он вообще сейчас не обращал внимания, подобного желания у него не возникало. А во-вторых, музыка начала немного меняться. Среди всех прочих инструментов стала выделяться скрипка, хотя, вообще-то, в записи ничего подобного не было и быть не могло.

Почему Денис не заметил этого? Возможно, он и правда слишком устал, а может, просто решил не отвлекать своё сознание на подобный бред. Или счел, что подобная смена композиции вполне уместна, так и должно быть.

Как жаль, что всё это лишь очередная игра его сознания с ним самим.

По холодному окну стучал дождь, пейзаж за ним стал практически неразличим. Черная мгла расползлась и по темной комнате, ведь светильник, стоявший рядом с кроватью, на которой лежал парень, внезапно погас. Денис не видел этого – его глаза были закрыты, но тело… Тело чувствовало подбирающуюся к нему дрожь. Руки стали покрываться мурашками, а пятки совсем заледенели. Но у него не было желания двигаться. Точнее, желание было, но его будто накрыло облаком небывалой лени, не позволяющей ему сделать и движения. Сознание снова начало проваливаться в сон, практически такой же, какой одолел его и в ванной.

Он слышал музыку то отчетливо громко, то будто бы она играла где-то вдалеке. Темнота перед его глазами стала приобретать совершенно иное очертание, а в нос ударил неприятный запах сырости и падали. Этот запах Денис чувствовал лишь однажды и, пожалуй, это самый отвратительный запах, который ему доводилось ощущать.

Руки невольно потянулись вперед в темноту, и ладони в ней будто бы исчезали, однако вскоре черная пыль, в которой парень оказался, начала рассеиваться. Под ногами было что-то мокрое, холодное и отвратное, что-то, из чего хотелось побыстрее выбраться, запрыгнув на какое-нибудь возвышение. Денис всё еще не мог видеть своих ног, поэтому просто побежал вперед, пытаясь справиться с отвращением. Однако, чем дальше он бежал, тем труднее ему становилось, ведь он начал увязать в этой массе всё сильнее. Это оказалось что-то липучее, как смола, но пахло совсем иначе.

Когда эта масса доползла до колен, Денис оступился и упал в неё. Руки его схватились за что-то мягкое и, кое-как сфокусировав взгляд, он понял, что перед ним не что иное, как человеческое лицо. Мертвое человеческое лицо. Он среди тысячи таких лиц, которые разлагаются и воняют. Всё это время он бежал по ним, увязал в них, топтал.

Парня одолел страх, и в своей истерике он отстранился от трупа, поднимаясь и убегая вперед – к источнику всё еще играющей скрипки. Теперь из всего оркестра можно было услышать только её. Он бежал быстро, но всё равно ощущал, как своими пятками давит чужие носы, а глаза растекаются между пальцев. Трупов, что удивительно, не становилось больше, наоборот, их количество убавлялось, и вскоре Денис увидел конец этой реки из чужих голов. Выбравшись, он принялся отряхиваться. Парень пытался не смотреть назад, дабы не видеть этой ужасной картины. Он боялся смотреть и на свои ноги, ведь представлял, насколько они сейчас отвратительны. От всего этого его тошнило.