– Автограф твоего тёзки – спелеотуриста древности, – иронично заметил профессор. – Дружище, что с тобой? – посмотрев на коллегу, воскликнул он, – на тебе лица нет, ты белый-белый.
– Тебе плохо, любимый? – панически тревожно спросила Елена.
Артур усилием воли взял себя в руки и вымученно улыбаясь, проговорил:
– Все нормально. Минутная слабость, жара, наверное, акклиматизация.
Гарри сочувственно покачал головой.
– А нельзя ли увидеть это чудо вблизи? – предательски дрогнувшим голосом спросил Артур.
– Можно, можно. Я приглашаю вас с женой на незабываемую встречу с демоном. В шесть тридцать утра за нами приедет транспорт, и мы отправимся в район пещеры.
Артур хотел задать вопрос, но Гарри опередил его:
– Не волнуйся, все необходимое снаряжение у нас есть.
Ночь без сна. Артур напрягал память, но точно не мог вспомнить, куда в своем холостяцком жилище он засунул роковой артефакт, найденный в своем родовом гнезде и отсутствующий на фотографии Гарри.
– Чертова посттравматическая амнезия, – выругался про себя Артур, тревожно засыпая.
Долгий путь к демону по разгаданному спелеологами-любителями лабиринту.
И вот мрачное черное помещение с тяжелым каменным столом по центру, освещенное аккумуляторными светильниками. Живая плоть демона с запечатанными пеплом глазами напрягалась всем своим каменным телом, норовя порвать змеиные путы и выйти в зал. Рабочие приставили раскладные легкие стремянки перед демоном, и Гарри поднялся к его лицу. Осторожно широкой мягкой щеткой провел по пеплу, прикрывающему глаза и он струей стек к ногам изваяния.
Профессор непроизвольно испуганно вскрикнул и отпрянул от лица, едва не рухнув на пол вместе с лестницей. Дикий блеск живых глаз парализовал всех находящихся в пещере.
Летучие мыши сорвались со свода и хаотично-панически носились, шарахаясь от света софитов.
Гарри, загипнотизированный глазами демона, осторожно спустился на пол, усилием воли опустил взгляд и увидел горстку пепла у ног демонического изваяния. Испуг в глазах сменился удивлением: пепел растекся прямоугольником и, свернувшись в тонкий локон, в следующее мгновение проявился желтым сморщенным от древности свитком пергамента.
Профессор наклонился, поднимая рукопись, подошел к столу, освещенному конусом светильника. Его окружили находящиеся в объятьях суеверного страха все незваные гости демона.
Текст письма, написанный на латыни пересохшей кровью, пропитавшей пергамент, звучал в устах Гарри, синхронно переводимый им на английский, словно страшный приговор.
«Сон духа Фраваши, истинного Человека, породил Ночь и отдалил от Бога.
Невоплощенный, вневременный, бессмертный пал, и прах его ждет часа судного. Ворошащий прах и на свет выносящий его, гордыню свою тешащий, ради славы, любопытства губительного, сквозь свет проносит мглу в свое жилище. И мгла та есть плоть демона темного, и было откровение и было сказано:
1.; И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей.
2.; Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет.
3.; И низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет, после же сего ему должно быть освобожденным на малое время…
Ты сам печать сорвешь, своей рукой глаза его от пепла очистишь. И сдвинется плита могильная. И рукой своей от плоти его разорвешь оковы. И наступит конец, а суть его преображение и очищение.
Я, в отличие от тебя, страдаю за грехи не совершенные мной, но в прогрессии перешедшие на меня и вовлекшие в свою пучину. Ночь, она не грядет, она внутри нас. Я хочу ослепнуть, чтобы не видеть благостную иллюзию света и испытывать жажду, словно потерянный в пустыне перед губительным соблазном миража. Но я прозрею перед судным днем, ибо верую!