That wear this world out to the ending doom.
So, till the Judgement that yourself arise,
You live in this, and dwell in lovers’ eyes.

Мы исследуем текст, но не делаем здесь никаких выводов о культурном аспекте его содержания. Правда, периодически мы используем данные о культуре, обычаях, нравах 16-го века, наряду с историческими и биографическими данными, но, опять же оставляем за кадром вопрос о расширении понимания культурного наследия Шекспира. Такое сужение поля мы используем для того, чтобы не отвлекаться от обоснования мотивов, т.е. того, что привело к созданию именно такого, а не иного текста.

Такой ракурс изучения текстов не является предметом филологии. Текст в таком ракурсе выступает как основание для выводов об адресате и событиях с учётом предполагаемых мотивов автора текста отразить адресатов и события в тексте именно так, а не иначе.

Далее, полученных таким образом, адресатов и события мы сравниваем с фактами биографий предполагаемых адресатов.

Конечно же в результате такого двухступенчатого анализа текста мы получим не только выводы о верности адресата и о времени и месте написания текста, но и расширение культурного аспекта, что интересно с точки зрения понимания ещё одной грани таланта великого Барда. Однако, оставляем эти лавры будущим исследователям, ввиду и без того громадного размера анализа.


Казалось бы, вышеприведённый ракурс анализа текста является предметом криминалистики. Однако, это верно только отчасти.

Эта наука даёт возможность судить о мотивах преступника и доказательствах преступления. В данном случае никакого преступления нет, но возможно распространить подход, принятый в криминалистике не только на преступления, но и на любое деяние человека, которое требует раскрытия и доказательства.

Текст выступал бы, в таком случае, как «улика», оставленная на месте «преступления». А весь анализ являлся бы расследованием этого «преступления». Однако, в нашем анализе, не меняя, заметьте, ракурса исследования текста, принятого в криминалистике, необходимо решить не прямую, а обратную задачу.

Ведь обычно время и место преступления, и жертва уже известны следствию и по уликам необходимо найти преступника.

В нашем случае – всё наоборот: известно, кто – «преступник» (автор текста), известно, где он находился (факты биографии), известно, что «жертвы» (адресаты) получали очередной текст от «преступника» тогда, когда это позволяли обстоятельства (факты биографий возможных «жертв»), и поэтому найти, используя «улику» – текст, надо не «преступника», а «жертвы», а также место и время «преступления».

Под «преступлением» (оно же – деяние), в случае нашей обратной задачи, подразумевается то же самое, что и в случае прямой задачи – создание текста «преступником» и передача этого текста «жертве». Но такая обратная задача в криминалистике не имеет практического смысла, и поэтому в этой науке нет отдельного разбора того, как она решается.


Но зато есть вполне определённые указания на то, как решается прямая задача. Применительно к нашему случаю, прямая задача выглядела бы так: Известен текст, известно, где, когда и кому написан текст, известно несколько возможных его авторов, необходимо найти того, кто написал этот текст. Рекомендации криминалистики для решения прямой задачи заключаются в следующем: необходимо установить соответствие между временем и местом преступления, т.е. фактом нахождения жертвы там же и в то же время, и фактом нахождения там же и в то же время только преступника. Для того, чтобы установить такое соответствие в нашем распоряжении есть «улика» – текст о событиях и об отношениях «преступника» и «жертвы», и «показания свидетелей» – факты биографии о том, где находились «подозреваемые» в другое время – между «преступлениями».