Там рею ветерком, где, человека друг,
Спокойный, добрый вол влачит тяжелый плуг —
И доблестным его любуюсь я позором.
Иль от коров порой я пастуха маню
Под зыбкий свод ветвей—и тихо запою...
Он думает: над ним листва шуршит лесная;
Но песенки мои таинственной мечтой
В душе его звенят, и он поет, не зная...
И вещия слова хранит народ родной.
1895
Лад
Нет! Лад не ведает осмеянных страданий,
И клятв непризнанных и невозможных снов, —
И чужд ему позор преступных упований,
И счастья тайного, как умысел воров.
Он бог иной любви, он бог иных лобзаний,
Веселый, добрый Лад,– бог свадебных пиров,
И песен радостных, и честных обещаний,
Краснеющих невест и пылких женихов!
Подслушал Лад весной, что у плетня шепталось
По сизым вечерам,– и надоумил свах,
Чтоб не напрасно цвел цветок любви в сердцах,
Чтоб племя сильное спокойно умножалось
От синих южных волн до белой цепи льда
На лоне русских нив для славы и труда.
1895
Перун
Чего-то ждет земля... Нет вечного шуршанья
Меж золотых хлебов; утих шумливый лес,
И в душном воздухе нет песен, нет сиянья...
Вдруг вихорь налетел... и вдруг исчез,
И стала тяжелей истома ожиданья...
Но где-то на краю чернеющих небес
Сверкнула молния, – порывом ликованья
Веселый грянул гром, и ветер вновь воскрес...
И туча двинулась... несется ниже, ниже,
Как будто льнет к земле... Все чаще и все ближе
Блистает молния, грохочет громче гром...
Царь – богатырь Перун, монарх лазурной степи,
К любовнице спешит во всем великолепье —
И к ней на грудь упал с нахлынувшим дождем.
Даждь-бог
Средь бледной зелени приречных камышей
Белела дочь Днепра, как чистая лилея,
И Даждь-бог молодой, любовью пламенея,
С своих пустых небес безумно рвался к ней.
Горячей ласкою скользил поток лучей
По телу дивному,– и, сладостно слабея,
Она, предчувствуя объятья чародея,
Еще боясь любви, уж радовалась ей!..
Но стала вдруг кругом прекраснее природа;
Свет ярче искрился и зной страстней дышал...
Русоволосый бог с безоблачного свода
На деву тихих вод, ликуя, налетал, —
И мать своих детей, мать русского народа,
Он, наконец обвив, впервой поцеловал!
Стрибог
Есть черная скала средь моря-океана:
Там Стрибог властвует, и внуков-бегунов
Он шлет оттуда к нам с дождями для лугов,
С грозою, с вьюгами, с покровами тумана...
Тот вторит хохоту Перуна-великана,
А этот голосит тоскливей бедных вдов;
От рева старшего гудит вся глушь лесов,
А песни младшего нежней, чем песнь Баяна...
Но на своей скале в равнине голубой
Горюет старый дед, взирая вдаль сурово:
Могучие уста закованы судьбой...
А лишь дохнул бы он!—летели бы дубровы,
Как в летний день в степи летит сухой ковыль,
И от высоких гор стояла б только пыль!
Ярило
Идет удалый бог, Ярило-молодец,
И снежный саван рвет по всей Руси широкой!
Идет могучий бог, враг смерти тусклоокой,
Ярило, жизни царь и властелин сердец!
Из мака алого сплетен его венец,
В руках зеленой ржи трепещет сноп высокий;
Глаза, как жар, горят, румянцем пышут щеки...
Идет веселый бог, цветов и жатв отец!
Везде вокруг него деревья зеленеют,
Пред ним бегут, шумят и пенятся ручьи,
И хором вслед за ним рокочут соловьи.
Идет он, светлый бог! – И села хорошеют!
И весь лазурный день – лишь смех да песни там,
А темной ноченькой уста все льнут к устам!
Навий день
Радуница
Ярило кликнул клич,– и зерна под землей
Проснулись, и поля ковром зазеленели.
К касаткам в дивный край, где зреет рожь зимой,
Донесся вешний зов,– касатки прилетели!
Промчался дальше он! И в этой мгле седой,
Где в вечном холоде чудовищной метели
Тоскует мертвый люд по горести земной,
Он резко прозвенел, как ночью звук свирели!..
И стала от него Морена вдруг без сил,
И вихорь душ к земле и к жизни улетает,