Иван Максимович обвел ребят взглядом и протянул руки над алюминиевым подносом с препаратами костей. В аудитории воцарилась тишина. Иван Максимович аккуратно подцепил двумя пальцами небольшую косточку, поднял ее перед собой и сказал неожиданно мягким, велюровым голосом:

– Височная кость. Os temporale. – Голос его обнял присутствующих, и в тот же миг раздался еле слышный вздох. Студенты словно услышали команду «вольно»: все расслабились, девчонки стали теребить локоны и сережки, парни откинулись на спинки стульев. Гигант в белом халате смотрел на височную кость с нежностью и восхищением, его лоб разгладился, будто он встретил давнего и любимого друга.

Он заговорил.

Ксене показалось, что время закольцевалось или немыслимо растянулось: невозможно так долго называть латинские термины одной крошечной фигульки! Ксеня покосилась на Оксанку: та прижала ладони к вискам. Голос Ивана Максимовича буравил мозг, просверливал канальцы в дополнение к тем, которые он перечислял. Трещины, бугорки, борозды, каналы черепно-мозговых нервов, названия самих нервов.

Урок закончился, однокурсники загомонили, собирая тетради и учебники в сумки. Оксанка продолжала сидеть, сжимая руками голову. Когда в аудитории остались только они с Ксеней, Оксанка разрыдалась.

– Я не смогу! – всхлипывала она. – Это невозможно. Я не выучу… такое. Завтра диктант по латыни и контрольная по химии, что они себе думают? Что это может поместиться в мозг? – Оксанка с отвращением обвела руками полки, с которых на них равнодушно пялились пустыми глазницами черепа.

Ксеня протянула Оксанке бумажный платок и молча ждала, пока поток слез иссякнет.

– Смотри. – Ксеня тщательно подбирала слова. – У него есть руки, ноги, голова.

– У кого? – всхлипнула Оксанка. – У скелета?

– У Ивана Максимовича. Он минут сорок говорил без остановки. Без остановки! – Ксеня покачала головой. Да, ближайшие дни зубрежки будут непростыми. – Я посмотрела, височная кость в учебнике занимает несколько страниц. – Оксанка попыталась взвыть, но Ксеня предупредительно погладила ее по плечу. – Иван Максимович – человек. С руками и ногами. И мозгом. Я слушала, и у меня в голове одновременно появились две мысли: «это невозможно выучить!» и «он же выучил, значит, и мы сможем».

Они смогли.

Ксеня приводила Оксанку к себе домой, они часами корпели над атласом и учебником. Оксанка конспектировала в тетрадь клятые бугорки и трещинки, что-то выделяла разными цветами маркеров. Словом, твердо решила доказать и себе, и Ксене, и преподавателям, что способна вместить невместимое.

– Об орясину осел топорище точит, – начинала Ксеня, и Оксанка подхватывала:

– А факир, выгнав гостей, выть акулой хочет, – и шевелила губами, вспоминая названия двенадцати пар черепно-мозговых нервов, зашифрованные в смешном мнемоническом стихе: ольфакториус, оптикус, окуломоториус…

За зачет по височной кости Ксеня получила пять, Оксанка – четыре, потому что все-таки перепутала пары нервов и забыла какую-то трещинку, но Ольга Николаевна все равно отметила, что Оксанка превзошла саму себя.

Оксанка пыталась таскать Ксеню по музеям.

– Ты же не питерская, – удивлялась она Ксениному равнодушию, – я когда переезжала, список составила, смотри, – она вынимала из-под корсета сложенный листок бумаги, – Эрмитаж, Русский – эти я еще летом обошла, в одном только Эрмитаже можно неделю провести, не вылезая. Но дворцы, – Оксанка мечтательно закатывала глаза, – Меншиковский, Мраморный, Инженерный, неужели не была ни разу? – И, не дожидаясь Ксениного ответа, продолжала: – Я бы жила в Меншиковском, там такие интерьеры, такие будуары!