Из Улиных глаз покатились крупные слезы, каким могут плакать только дети и Настя тут же оказалась около нее, приобняла за плечи.

– Покажи им рисунок, – велела она.

Уля вытерла слезы и раскрыла свою папку, которая была, конечно же, школьным альбомом для рисования. Она извлекла один рисунок и протянула мне. Я заметил, что все остальные изображали примерно одно и то же.

Я взял рисунок и взглянул на него.

– Ты отлично рисуешь.

– Спасибо.

На лице девочки не проскользнуло даже тени улыбки. Я смотрел на рисунок минут пять, ничего не говоря и не отводя взгляда. А затем встал и повернулся к девочкам.

– Можно я возьму его с собой? – спросил я.

Уля только кивнула. Настя же посмотрела на меня подозрительно.

– Спасибо, Уля, – я повернулся к Насте, – Кнопка. Мы пойдем.

– Ты не веришь! – крикнула нам вслед Настя.

Она не спрашивала, она утверждала. И видит бог, если он, конечно, есть, я не верил. Не верил тому, что мне рассказали, не верил тому, что увидел на рисунке.

– Не веришь! – кричала вслед Настя, а я продолжал идти вперед, пытаясь задушить поднимающийся внутри мен гнев.

– Что случилось? – спросила Наташка, когда мы отошли на два квартала от больницы.

Я молча протянул ей рисунок. Наташка рассматривала его не меньше меня, но когда закончила, взглянула на меня вопросительно.

– Что ты видишь? – спросил я.

– Ужасный рисунок. Ребенку такое просто так в голову не придет.

– Уверена?

Наташка еще раз взглянула на рисунок. Это была ужасная безротая тварь, с головой блюдцем, с извивающимися щупальцами и глазами бусинами.

– Уверена.

Я остановился и взял рисунок из рук Наташки, но повернув его так, чтобы ей было видно.

– Эта голова, – я обвел картинку. – Жутко похожа на голову Хищника. Такая же форма, только чуть более округлая. Это лицо – лицо Протоссов из Старкрафта. Вот эта вытянутая часть, и отсутствие рта, и носа, и ушей.

Наташка смотрела внимательно, хоть и не понимала всего. Ее брови хмурились все сильнее, а взгляд не отрывался от моей руки.

– Часть тела похожа на тело ксеноморфа из фильма Чужой, только прикрытое каким-то экзоскелетом, возможно биологическим. И только глаза, словно большие черные жемчужины.

– Похожи на глаза рака, – заметила Наташка.

– Точно, – кивнул я. – На глаза рака. Или краба. Или омара. Или бог его знает, какого еще членистоногого гада.

– Ты хочешь сказать, что этот рисунок фальшивка?

Я долго смотрел на Наташку, прежде чем ответить, но ответ и не был нужен, она все поняла по моему взгляду.

– Но зачем им врать нам?

– А зачем люди врут? – ответил я вопросом на вопрос. – Чтобы выгородить себя, чтобы повысить собственную значимость, чтобы проще воспринять реальность.

– Но какую реальность?

Я взял Наташку за плечи и склонился над ней.

– Реальность, в которой они просто больны наследственным заболеванием и для нас тут нет никакого дела.

Развернувшись, я зашагал вперед по дороге шагом, который был не достижим для Наташки с ее короткими ножками. Я слышал, как она пыхтит сзади, пытаясь меня догнать, и упивался этим, подкармливая своего внутреннего демона.

Сложив рисунок, я засунул его в задний карман джинс. Не собирался его сохранять, но почему-то сделал это. Я был зол на рисунок. Зол на Настю с ее подругой Ульяной, что решили надурить нас. Зол на Наташку, что пыталась меня догнать. Зол на себя, что позволил себе надеяться. Зол на весь мир. И зародившееся во мне зло довольно урчало.

Неизвестно.

Небо было затянуто серым до самого горизонта, и целый день барабанил мелкий неприятный дождь, заставляя разрастаться лужи под ногами. Они все увеличивались и увеличивались в размерах, захватывая все новые территории, сливались вместе, образовывая небольшие озерца, и шумными потоками стекали вниз по склонам, затапливая низины, превращая их в непроходимые болота.