— Вы не понимаете, — шепчет он все тем же веселым тоном. — Мы не можем вернуться. Нас уже ждут в городе. Разве вы не хотите повеселиться? А как же девы радужного дома?

Из моего рта вырывается глухой протестующий писк.

Люций останавливается, пошатнувшись.

Юноша держит меня осторожно. Если наши тела соприкасаются, то между нами всегда остается ткань одежды. Хватило бы одного участка голой кожи, чтобы он упал и не смог подняться еще некоторое время. Уж развлекаться Люций точно бы не смог… Но вместо этого теневой див лишь встряхивает меня, сбивая концентрацию и гася магию.

— Я ведь тоже кое-что умею, Сара. И да, ты же любишь слушать учителя? Так вот, сегодня я буду твоим наставником и преподам тебе урок, — задорно сообщает он мне. — Иногда лучше признать чужое превосходство и сдаться.

Я чувствую себя униженной, и я вновь так зла, что, даже несмотря на обездвиживающие печати, меня пробивает дрожь.

«Он заранее подготовил запас печатей», — в то же время понимаю я.

Люций вновь на миг приостанавливается, чуть ослабляет хватку, заглядывая в мое лицо, — ему весело, и в очередной раз я осознаю: ему нравится издеваться надо мной.

— Но что делать с ней? Она же донесет на нас, как только мы снимем магию. — Теперь я узнаю спокойный тон Рафаиля.

Люций молчит всего секунду, пусть дорога продолжает идти в гору, но двигается он достаточно легко. Одна его рука держит мои ноги под коленями, другая под спиной.

— Мы возьмем ее с собой и оставим неподалеку от города, — отвечает Моран. — Городишко безопасный, рядом с лагерем. А когда пойдем обратно, освободим. Она тоже нарушит правила, поэтому никуда не пойдет.

Коэн тихо смеется, хваля друга за прекрасный план и в то же время ругаясь на прозорливых светлых святош. А уже через минуту между ними разгорается спор — все ли светлые даэвы в одинаковой степени праведны? И вообще, к чему придумывать для себя столько условностей?

Когда дорога уходит вниз, я слышу отдаленный шум — ночные звуки города. Его огни даже на большом расстоянии оставляют отсветы на густой листве и заревом мерцают над верхушками деревьев.

Вскоре Люций останавливается и опускает меня на землю, небрежно, так что я ощущаю легкую боль в руке. Я безвольно лежу, чувствуя свежий запах травы и мелкие веточки и камни, упирающиеся в спину.

Моран, схватив за плечи, поднимает меня и прислоняет к стволу дерева. Я постоянно заваливаюсь и едва не падаю обратно, а он с невозмутимым видом раз за разом поправляет, возвращая меня на место, словно какую-то куклу.

Моя голова опущена, и я вижу лишь его ноги и торс.

— Побудешь здесь. Мы постараемся не забыть тебя забрать, — говорит он, вновь похлопав по моему плечу.

Рафаиль замечает:

— Ты точно бесстрашный. Что делать будешь, если она мстить начнет? А вдруг главе своего ордена пожалуется? Она же его дочь. Или брату…

— Насколько я слышал, приемная. Да и никто не станет поднимать шум из-за мелких дрязг между учениками. Еще один день, и мы разъедемся по домам. Какое мщение? — искренне удивился Люций. — Самое главное сейчас — это то, что мы просто обязаны побывать на ночных улицах Туриса. Преодолеть такое длинное путешествие и не развлечься? Нет, это невозможно.

Вскоре их голоса затихают вдали. Постепенно приходит безмолвие, а я остаюсь одна. Сила обездвиживающих печатей держится долго, и можно не пытаться самостоятельно выбраться из их оков. Не стоит и надеяться, что Моран допустил ошибку в знаках. Я видела длинные изящные линии на одном из листов — они идеальны.

Я прогоняю неспокойные мысли, что сжигают все внутри, и прикрываю глаза. Но как ни стараюсь, смех Морана еще долго стоит в моих ушах. Он становится то громче, то тише. И лишь спустя час я наконец чувствую долгожданное спокойствие и умиротворение.