Впрочем, и в церкви Всех Святых пошаливала нечисть. Здесь, к примеру, как-то раз «иконы все попадали, свечки потухли, батюшка оглох, а молившиеся увидели жуткие сияния под куполом, да тени неведомые, да как всякая неведомая нечисть ржала и кривлялась».

Один из чертей во время этой оргии залез на колокольню, и с тех пор она наклонена на один градус в сторону Кремля (что подтверждается серьезными исследованиями, а впрочем, видится и невооруженным глазом).

Да и знаменитый «Чумной бунт» 1771 года возник благодаря этому храму. По наущению здешнего священника один из прихожан начал повсюду говорить о виденном им чуде. А явилась прихожанину сама Божия Матерь и разъяснила – дескать, чума пришла из-за того, что 30 лет никто не пел молебнов и не ставил свечи перед иконой Богородицы, висящей над Варварскими китайгородскими воротами. Прихожанин примостился у иконы и принялся собирать деньги на какую-то нелепую «всемирную свечу». Завидя жуткое скопление народа (в том числе и зачумленного), власти принялись разгонять толкавшихся перед воротами, а собранные деньги опечатали.

– Богородицу грабят, – закричали в толпе. После чего она сделалась неуправляемой.

Прихожанина на этот «подвиг» надоумил батюшка из церкви Всех Святых. Кто же надоумил самого священника, совсем не сложно догадаться.

* * *

Рядом находится еще одно довольно инфернальное сооружение – так называемый Новый деловой двор. Он построен в 1913 (да, именно тринадцатом) году по проекту архитектора И. Кузнецова по американскому типу – большие окна, коридорная система, предельная функциональность. Первые годы своего существования он олицетворял чужую, чуждую, неодухотворенную сущность американского предпринимательства в отличие от нашего российского – бородатого, волглого, сивого, но такого родного, что прямо хоть плачь.

Не удивительно, что Михаил Булгаков не удержался и позвал сюда одного из своих самых жалких и трагических героев – служащего «Главной Центральной Базы Спичечных Материалов» Варфоломея Петровича Короткова из повести «Дьяволиада». Он преследовал обидчика – Кальсонера, удравшего на мотоцикле: «Короткову повезло. Трамвай в ту же минуту поравнялся с «Альпийской розой». Удачно прыгнув, Коротков понесся вперед, стукаясь то о тормозное колесо, то о мешки на спинах. Надежда обжигала его сердце. Мотоциклетка почему-то задержалась и теперь тарахтела впереди трамвая, и Коротков то терял из глаз, то вновь обретал квадратную спину в туче синего дыма. Минут пять Короткова колотило и мяло на площадке, наконец у серого здания Центроснаба мотоциклетка стала. Квадратное тело закрылось прохожими и исчезло. Коротков на ходу вырвался из трамвая, повернулся по оси, упал, ушиб колено, поднял кепку и под носом автомобиля поспешил в вестибюль.

Покрывая полы мокрыми пятнами, десятки людей шли навстречу Короткову или обгоняли его. Квадратная спина мелькнула на втором марше лестницы, и, задыхаясь, он поспешил за ней. Кальсонер поднимался со странной, неестественной скоростью, и у Короткова сжималось сердце при мысли, что он упустит его. Так и случилось. На 5-й площадке, когда делопроизводитель совершенно обессилил, спина растворилась в гуще физиономий, шапок и портфелей. Как молния Коротков взлетел на площадку и секунду колебался перед дверью, на которой было две надписи. Одна золотая по зеленому с твердым знаком «Дортуар пепиньерокъ», другая черным по белому без твердого «Начканцуправделснаб». Наудачу Коротков устремился в эти двери и увидал стеклянные огромные клетки и много белокурых женщин, бегавших между ними. Коротков открыл первую стеклянную перегородку и увидел за нею какого-то человека в синем костюме. Он лежал на столе и весело смеялся в телефон. Во втором отделении на столе было полное собрание сочинений Шеллера-Михайлова, а возле собрания неизвестная пожилая женщина в платке взвешивала на весах сушеную и дурно пахнущую рыбу. В третьем царил дробный непрерывный грохот и звоночки – там за шестью машинами писали и смеялись шесть светлых мелкозубых женщин. За последней перегородкой открывалось большое пространство с пухлыми колонами. Невыносимый треск машин стоял в воздухе, и виднелась масса голов – женских и мужских, но Кальсонеровой среди них не было».