– Владыка не любит, когда его пташки невоспитанные, – важно произнесла Изора, – увы, по тебе видно, что ты из низших слоев, с плохой родословной. Чувствуется неотесанность. Но я исправлю это.

На этот раз Эллин не выдержала.

– Я не скаковая лошадь, чтобы иметь родословную! – воскликнула Эллин, остановившись в центре комнаты, – видите неотесанность? Я же вижу только высокомерие и напыщенность! Как вообще смеете учить меня, какой мне быть?

Хлесткая пощечина заставила Эллин замолчать. Скорее разозлившись, чем испугавшись, она изумленно уставилась на Изору, прижав ладонь к пылающей щеке.

– Замолчи! – прошипела Изора, выставив указательный палец и надвигаясь на Эллин, – глупая ослица! Еще слово – и ты превратишься в пыль в землях пустоши. Знаешь, что бывает с непокорными пташками?

Она больно обхватила запястье Эллин рукой и силой потащила ее к стене.

– Аилла Мора! – выкрикнула она.

Внезапно в стене появилась массивная дверь, с ручками в виде женских голов. Не выпуская Эллин, Изора нетерпеливо повернула ручку. Дверь нехотя и со скрипом отворилась.

Наставница втащила Эллин внутрь. Сначала она ничего не увидела – стояла густая темнота. Но через мгновение Изора раздраженно выкрикнула какие-то слова, и вспыхнул тусклый, оранжевый свет.

– Погляди, – прошипела Изора и вытолкнула Эллин перед собой.

Эллин замерла, чувствуя, как внутри все холодеет, а дрожь пробирает все тело. Бесконечно длинный, с высокими потолками, зал был пуст. Но на его стенах, сверху до низу, висели головы, женские головы. Бесчисленное количество. Как охотники украшают своими трофеями стены дома, так и этот зал, по-своему, был жутко украшен. Эллин не поняла даже, настоящие это головы или нет.

Выглядели они так, будто спят – мертвенно-бледные, с закрытыми глазами и безмятежными лицами. Ниже каждой головы были резные таблички с надписями. Что на них написано, Эллин знать не хотела. Она чувствовала, как тошнота подкатывает к ее горлу, и требовалось немало усилий, чтобы не закричать. Каким-то образом она сдержалась.

– Это, – произнесла Изора за ее спиной, – все те, кто нарушил правила. Непокорные, глупые, неряшливые, грубые… Видишь, их тут сотни и сотни! Многие из них были намного красивее тебя, многие были талантливее тебя. У кого-то был ангельский голос, у кого-то дар танцевать, у кого-то дар играть на скрипке. Если ты думаешь, что чем-то лучше них, – Изора повысила голос и обвела рукой зал, – то глубоко ошибаешься. В зал непокорных попадали и за меньшее. Думаешь, ты особенная и можешь позволить себе вольности? Это не так! Ты – как все они. Такая же! Ты просто пташка!

Эллин замотала головой, чувствуя головокружение. Она хотела что-то возразить, но в горле у нее пересохло, и она могла лишь беззвучно открывать рот. Девушка развернулась и побежала в сторону выхода. Но двери там не было. Лишь мраморная стена, увешанная жуткими трофеями владыки.

– Войти сюда легко, – сказала Изора, подойдя к ней, – а выйти – непросто. По своему желанию ты отсюда не выйдешь. Запомни это, глупая пташка.

Наставница прошептала слова-заклинания, и в стене медленно, будто не желая, появилась та же массивная дверь с жуткими ручками.

Когда они оказались в коридоре, Изора кликнула служанок и дала им какие-то приказания на незнакомом языке. Затем повернулась к Эллин.

– Сегодня ты меня утомила, – высокомерно сказала она, поправляя черные волосы, – завтра расскажешь мне все правила для пташек. Запнешься, заикнешься, забудешь хоть одно правило, хоть одно слово – и окажешься в этом зале.

Резко крутанувшись на пятках, Изора вышла в одну из дверей, оставив Эллин с двумя служанками.