Неудивительно, что Соловки давно стали одним из наиболее притягательных центров паломничества, одним из наиболее востребованных направлений российского и международного туризма. И это тоже заставляет задуматься о настоящем и будущем архипелага – не только как национальной святыни и места поклонения, но и в более широком качестве.

Духовному единению с Соловками помогают и безбрежность этого сурового края, как будто способная вместить в себя все на свете, и подкупающе тихий покой островной природы, но прежде всего – доброта и простота местных людей. Ступая на остров, как будто возвращаешься к забытым корням. Они словно связывают тебя здесь – и ты безвозвратно врастаешь душой в соловецкую землю.

Каждый из нас не раз задумывался – что увозил он с тех островов? И зачем возвращался на них снова и снова? И каждый отвечал себе на эти вопросы по-разному. Кто-то увозил с Соловков чудесные фотографии и новые ощущения. Кто-то – первые удивительные встречи со студеным морем и замшелыми валунами. Кто-то – воспоминания о маленьком самолете, падающем щепкой в снежном урагане на заледеневшую взлетно-посадочную полосу. Кто-то находил там новых друзей. Кто-то – терял свои юношеские иллюзии и амбиции. Кто-то – узнавал нечто новое, коренным образом обесценившее все старое и ненужное.

Лично я увез с Соловков ощущение счастья от осознания того, что столь чудесное место появилось в моей жизни, а также искреннее восхищение людьми, которые когда-то жили и работали на той суровой земле.

Конечно, далеко не мы одни ощущали притягательное очарование и духовное богатство этого чудом сохранившегося уголка русской истории. И многие уже написали и еще напишут о Соловках больше и лучше, чем я. И даже в одном только альманахе «Тишина Соловков» мои коллеги по гуманитарному отряду упоминали многое, чего не успел охватить я.

Поэтому в данном разделе будут представлены лишь несколько моих коротких этюдов о той стороне соловецкой истории, к которой я имел честь прикоснуться во время студенческих экспедиций.

16 августа 1937 года директивой за номером 59190 нарком внутренних дел СССР Николай Ежов распорядился: «…расстрелять наиболее активных контрреволюционных элементов из числа содержащихся в тюрьмах ГУГБ, осужденных за шпионскую, диверсионную, террористическую, повстанческую и бандитскую деятельность, а также членов антисоветских партий». Третий пункт директивы гласил: «…для Соловецкой тюрьмы утверждается для репрессирования 1200 человек».

С начала октября приговоренных соловецких заключенных в условиях секретности этапировали на материк. 27 октября в лесном массиве Сандормох, что в Карелии, на шестнадцатом километре дороги в Повенец, были расстреляны первые 207 человек. С 1 по 4 ноября ежедневно расстреливали остальных.

Людей раздевали в камерах донага – производство одежды было налажено в СССР намного хуже производства уголовных дел, поэтому даже тюремные робы были в большом дефиците. После этого затыкали кляпами рты (чтобы жители окрестных деревень не слышали предсмертных криков), крепко связывали руки и ноги – и, уложив штабелями в грузовую машину, везли к месту казни.

Спустя немного времени, на стол ленинградским чиновникам в рамках выполнения дополнительного плана легли еще 509 справок и тюремных дел. Среди них – на имя Павла Александровича Флоренского, осужденного за «контрреволюционную троцкистскую деятельность».

Кем же все-таки был этот человек? До конца ли и правильно осознаем мы его роль в истории России? Кто такой Павел Флоренский для нашей страны? Православный мученик, снискавший достойное признание не только в своем отечестве, но и далеко за ее пределами, или простой зэк-трудяга? Интеллигент-белоручка (т. н. «придурок» на лагерном жаргоне), никогда не мерзший в соловецких болотах и на лесоповале с остальными заключенными, или великий ученый из плеяды выдающихся богословов, философов и естествоиспытателей? Непризнанный гений? Горячо любимый муж и отец?