***

На небе появились первые звёзды. Небо, безграничное звёздное, было уже летним, у горизонта было зеленоватым и тёплым. У гостевой юрты послышались шаги, это собирались старейшины. Наш военачальник, всегда побеждавший в боях, больше умный и хитрый, чем бесшабашно смелый, был человеком осторожным, предпочитал сразу не рваться в бой, разделял политику отца и отец полностью доверял ему. Его звали Алдар. Он принимал смелые решения. Пришёл Старейшина, видавший многое, поэтому считалось, что он очень мудрый, но на самом деле это был многословный старик, ударявшийся в воспоминания. Из уважения к нему, все слушали, иногда очень долго его рассказы. Порой он перескакивал с Одного на другое, путался, но что ж поделать… в конце, устав, он засыпал на полуслове и все с облегчением, тихо переговариваясь, принимали решение. Пришёл, шумно вздыхая, громко высморкался перед тем, как войти, кузнец, настоящий богатырь, с чёрными от работы руками, опалёнными ресницами и бровями. Его звали Батыр. Он редко и мало говорил, был косноязычен, но не глуп, иногда одно его слово ставило все на место, картина действий складывалась, все увязывалось в единый рисунок. Его уважали и почитали, ведь мало племён, где умели делать такое прекрасное оружие. Он был настоящим художником, добиваясь совершенных качеств и формы оружие. Все, что он делал, было в единственном экземпляре и являлось достойным даже великих ханов. Все это знали и купцы, приезжавшие к нам, закупали мечи и сабли, кинжалы и ножи. Но он не был горделивым. С радостью продавал и дарил оружие, на создание которого требовались немало усилий. Это был щедрый, добрый человек. Это с его дочкой я дружила. Для неё иногда он делал украшения. Она была чуть младше меня, но старше Алтанцецег. Ее звали Бадма. Мы все дружили и часто встречались. Оставалось дождаться только нашего Шамана, он всегда опаздывал, чем очень злил отца. Бямбасурен, как и все шаманы нашего племени, был потомственным шаманом. Преисполненный важности, горделивый и властный, считал себя центральной фигурой племени. Отцу тяжело было ладить с ним. Бямбасурен мог договариваться с силами природы и предсказывать засухи и наводнения, ураганы, падеж скота и договариваться с Духами. Он мог колдовать, принимать роды, насылать порчу и многие боялись его. Делая свои ритуалы, стуча в бубен, он впадал в транс, ему покровительствовали силы природы и бывало страшно наблюдать это. Холодок пробегал по спине, как будто от присутствия какой-то опасности. Наконец он пришёл, опираясь на длинный посох. С ним он не расставался никогда и стучал, призывая духов. Войдя в юрту,поклонился алтарю и устроился немного поодаль от всех, подчеркивая своё «особое» положение. На нем была войлочная шапка, особого вида, какую носили шаманы, он был обвешан амулетами из костей животных и зубов Волков и рысей, на поясе висел рог степного козла, из которого он пил, а также берцовая кость, черновато-желтая, которую передавали по наследству. В неё он дудел, когда призывал духов. Ходили слухи, что его дед, или прадед принёс в жертву духам невинную девушку, захваченную в плен. Вообще все дети племени рассказывали про него страшные сказки, им пугали маленьких детей, да и правда, вид у него был устрашающий. Все слушали отца не перебивая. Все понимали, насколько это серьезно, слух об их бесчинствах уже пополз по землям близлежащих племён. И было понятно, что аппетиты их будут только расти. Выслушав, первым заговорил военачальник. Он сказал, что в принципе, предложение гонцов хорошее, улучив хороший момент, объединившись с соседями, окружив лагерь разбойников и застав их врасплох, можно раз и навсегда избавиться от них, нанеся им сильный удар. Но есть одно НО. Ни мы, ни соседи не знали хорошо этой местности. Вторым заговорил кузнец. Он сказал, что он бы использовал те же приемы разбойников, подкараулил бы на дороге, ведущей в лагерь и напал бы, отбив добычу и уничтожив их всех. Но никто не знал, сколько у них отрядов, как многочисленны их ряды. Возможно это разозлит их и они начнут нападать на наши малочисленные дозорные отряды. А избавившись от них, проникнут с нашу землю и там уже жди беды… отец не хотел рисковать жизнью наших мужчин. Тут заговорил Старейшина. Причмокивая и шепелявля беззубым ртом, он стал рассказывать об одном из сражений, путаясь и сбиваясь. Все приготовились к длинному рассказу и стали ждать, не перебивая, когда иссякнет этот поток. Шаман перебирал амулеты, позвякивая висящими костями и зубами, периодически поглаживая берцовую кость. Глаза его были прикрыты, губы шевелились. Он явно читал какие-то заклинания. Когда были наши собрания, или советы, я отодвигала занавес и могла все видеть, ведь все привыкли к моему присутствию. Рассказы Старейшины я не записывала и отдыхала, ожидая, как все, конца этой речи. Я задумалась, вспомнила Тархана и опять ощутила, как внизу живота что-то сладко сжалось, создав волну тепла. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Я подумала, что завтра опять увижу его и мне стало хорошо. Голос Старейшины становился все тише, а речь более бессвязна и, наконец поток слов перешёл в мирное посапывание, голова упала на грудь и все, ожидая, когда он покрепче заснёт, молчали. Из уголка рта скатилась на подбородок капля слюны. Старейшина крепко спал. Через несколько минут тихо заговорил мой отец. Он сказал, что будет спрашивать звёзды, а Шаман пусть проведёт ритуал и задобрит Духов. Кузнец же должен начать изготовление прочного орудия, нужно быть готовыми. Военачальник пусть обучает юношей. Алдар сказал, что нужно подготовить и отрядить разведчиков, они должны пойти в землю разбойников, чтобы познакомиться с местностью и узнать все о численности и местоположении их лагеря. И ещё надо усилить наши дозоры, прислав ещё Воинов. Это было правильное, мудрое предложение. На том и порешили. Все, попрощавшись, разошлись по домам. Отец был задумчив. Он вышел из шатра и сел на землю. Посмотрел в вечернее небо. Я знала, что он настраивается на разговор со звёздами, продумывает вопросы. Он не любил рисковать жизнями наших людей, был всегда осторожен, но сейчас долго медлить было нельзя, нужны были решительные действия. *** Я пошла спать в свою небольшую уютную юрту и у меня было ощущение какой-то тревоги, как будто закончилось беззаботное время. Наутро я, увидевшись с сестрой, позабыла о вечерних тревогах, ее веселый смех и щебет, беззаботные глупости, изменили мое настроение. Алтанцецег была настроена решительно, она хотела женить братьев и приставала к ним с расспросами: