Взору его предстала странная, поистине фантастическая сцена!

Перед ним был обширный покой с каменными стенами и полом. Высоко вознесенную крышу поддерживали титанические колонны, украшенные странного вида резьбой. Вдоль стен рядами выстроились чернокожие воины в уборах из перьев. Двойная шеренга таких же воителей неподвижно стояла перед величественным троном. Трон с обеих сторон охраняли каменные драконы, и каждый превосходил размерами живого слона.

Присмотревшись, Кейн разглядел знакомые лица: перед ним были те самые воины, с которыми он бился на краю пропасти. Но на них он взглянул лишь мельком. Взгляд его неудержимо привлекал к себе громадный, пышно разукрашенный трон. Там, небрежно откинувшись на подушки, возлежала женщина, казавшаяся миниатюрной на фоне тяжеловесной роскоши, окружавшей ее. Смуглокожая женщина, молодая и красивая какой-то тигриной красотой. Из одежды на ней был только пернатый шлем, браслеты на руках и ногах да юбочка из крашеных страусовых перьев. Разметавшись роскошным, сильным телом по шелковым подушкам, она, казалось, молча созерцала свое воинство.

Кейн смотрел на нее с некоторого расстояния, но даже издали смог различить, что черты ее лица были царственными, хотя и на варварский манер; высокомерными и властными были они, но в то же время и чувственными. И ощущалось в изгибе полных ярко-алых губ нечто говорившее о безжалостной жестокости этой женщины. Сердце Кейна забилось чаще прежнего. Возлежавшая на троне не могла быть не кем иным, кроме той, чьи бесчисленные преступления успели обрасти легендами. Накари Негарийская, демоническая царица города демонов, существо, чья безудержная страсть к человеческой крови заставляла содрогаться от ужаса полконтинента!

Кейна слегка удивило лишь то, что облик она имела вполне человеческий. Он ведь успел наслушаться сказаний речных племен, приписывавших ей, вероятно со страху, внешность сверхъестественную. Так что Кейн был больше готов к встрече самое малое с гнусным человекоподобным монстром из давно прошедшей эпохи.

Англичанин смотрел и смотрел, завороженно и вместе с тем испытывая отвращение. Нигде, даже при дворах европейских владык, не встречал он подобного великолепия. И сам чертог, и все его украшения – начиная от каменных змеев, обвивавших основания колонн, и кончая едва различимыми драконами на укрытом мглой потолке, – все потрясало своими титаническими пропорциями. Пышность убранства тоже не укладывалась ни в какие привычные рамки и буквально подавляла рассудок с его жалкими мерками. Кейну даже пришло в голову, что подобный покой мог быть сотворен не людьми, а уж скорее богами, властвовавшими когда-то. Ибо в его стенах вполне уместилось бы большинство замков, виденных им в Европе!

Нет, недаром казались карликами рослые, могучие воины, заполнившие чертог. Не это племя выстроило на заре времен столь дивный и ужасный дворец!

Когда Кейн как следует осознал это, даже грозная царица Накари отчасти утратила в его глазах свою жуткую значительность. Эта женщина, вскарабкавшаяся на трон исполинов, в невообразимую роскошь чуждого мира, предстала в своем действительном виде. Капризное, испорченное дитя, затеявшее игру в притворяшки. Дитя, играющее безделицами, выброшенными взрослыми за ненадобностью. Подумав так, Кейн поневоле задался вопросом: кто же тогда были эти «взрослые»?

Скоро, впрочем, англичанину пришлось убедиться, что заигравшееся дитя ни во что не ставило людскую жизнь.

Вот из толпы своих собратьев вышел высокий, мускулистый воин. Четырежды простерся он перед троном, после чего замер на коленях, очевидно дожидаясь позволения говорить. При виде него с царицы живо слетела маска ленивого безразличия; она выпрямилась стремительным гибким движением, живо напомнившим Кейну прыжок самки леопарда. Губы ее шевельнулись, и Кейн напряг слух, стараясь разобрать слова. Речь показалась очень похожей на хорошо известный ему язык речных племен.