– А вот это пиво есть? – спросил Юра, тыча пальцем в меню.

Вера кивнула.

– Ну, значит, принеси мне кружечку этого. Оно нефильтрованное?

– Нефильтрованное, баварское. Отличительная особенность – легкая горчинка и свежее послевкусие.

– Ну, если свежее, тогда и мне такого же, – сказал Заха.

– Что-то еще господа желают?

– Да, пожалуй, – Заха подвинул к краю стола вилку и, глядя девушке в глаза, столкнул на пол. С глухим стуком она упала прямо к красным туфелькам.

– Вилка вот упала, – с казал он с ухмылкой, – не поднимешь?

Официантка смущенно улыбнулась и присела на корточки. Заха шмыгнул носом, оперся руками на стол, наклоняясь поближе. Заглянул в декольте. Девушка взяла вилку и подняла взгляд.

– Стоять! – дурным голосом крикнул Заха.

Официантка застыла. Отражение люстры в ее глазах поплыло. Еще секунда – и разрыдается.

– Ну все, все! – Заха подал руку и помог официантке подняться. – Не надо плакать… Ты что, шуток не понимаешь? Смотри, Юра, какая девушка! Красивая, скромная и ранимая ко всему прочему.

Юра даже не посмотрел в их сторону. Он отложил меню и что-то сосредоточенно изучал в телефоне. Серебристый айфон последней модели в его ладони казался крошечным.

– Я могу идти? – спросила официантка дрожащим голосом.

– Сейчас, погоди, – Заха достал из куртки бумажник, круглый от пластиковых карт и наличных, послюнявил палец и вытащил из пачки тысячную купюру. Крутанул ловко пальцами и затолкал в карман передника.

– Ну вот. Теперь иди.

Официантка кивнула и попятилась назад.

– Стой!

Она покорно остановилась.

– Вилку-то отдай!

Девушка глухо, как бывает, когда чихают в себя, рассмеялась, положила вилку на белую льняную салфетку на столе и, цокая каблучками, ушла в кухню. Спина и шея ее были напряжены, будто она ждала выстрела. Заха проводил ее долгим взглядом. Как всегда, когда он напряженно думал, губы его оттопырились и еще больше сузились и без того узкие бесовские глаза.

– Ничего девочка? – спросил он Юру. – Или ноги коротковаты?

– Не в моем вкусе, – ответил тот.

– Ну да, тебе бы ее мамочка, наверное, понравилась.

– Очень может быть.

Через пару минут официантка принесла пиво и по маленькой плошке с солеными орешками каждому.

– Что ты там про Сарыча спрашивал? – спросил Заха после долгого глотка.

– Ну да… А чего это Сарыч в последнее время сам не свой? Картины какие-то рисует…

– У тебя к нему претензии, Юрок?

Юра чуть не поперхнулся. Вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел удивленно на Заху:

– Ты чего? Нет, конечно!

– Да шучу же я! – засмеялся Заха. – Чего ты так испугался? Меня самого достало торчать у него дома. Штаны только просиживаем… Дела хочется реального, понимаешь?

– Ну, – кивнул в ответ Юра, – и я о том же. С этим своим искусством и антиквариатом он совсем дела реальные забросил.

– Смешно, да, – сказал Заха, забрасывая в рот горсть орехов. – Сидит целый день, картинки рисует… Умора!

– Во-во! Не понимаю я этого.

Заха наклонился над столом и прошипел:

– Потому что ты, Юра, качок. У тебя в голове тестостерон и стероиды. Пятьдесят на пятьдесят. Но ты не переживай, я тебе потом как-нибудь все объясню.

Не успел Юра обидеться, только рот раскрыл, как официантка притащила огромный поднос, заставленный едой.

– Ловите момент, дамы и господа! – сказал Заха. – Предвкушение – вершина человеческих чувств, за ним следует насыщение, а это неуклонное движение вниз к пропасти разочарования! – он взмахнул рукой, как поэт, читающий стихи со сцены. – Остановись, мгновенье, ты прекрасно!

Вера замерла за шаг до стола. На небольшой чугунной сковородке шкворчали, разбрызгивая жир, огненно-красные колбаски, окруженные тарелками с салатами, сырными нарезками, соусами и лепешками. Пахло все фантастически аппетитно.