После безумной круговерти предшествовавшего полугода и нереальной странности последних пяти лет жизни, у меня есть целых четыре с лишним часа абсолютного ничегонеделания и даже бездумия… или – как сказать? Недумания? Как назвать момент в двести пятьдесят минут, когда впервые за годы можно тупо сидеть в кресле авиалайнера и теперь уже покорно принимать судьбу, которую сама себе выбрала? Ещё полчаса назад было вполне реально всё повернуть вспять, в обратно, в известность, в знакомую повседневность, не выполнить собственного решения о развороте жизни в непонятно какую сторону, и не подсчитать, на сколько градусов, но уж точно раскурочить её по живому и начать выстраивать заново. Из того, что останется.

Ай, лукавлю! Каким это, интересно, макаром я смогла бы полчаса назад отыграть назад? Московская квартира с сегодняшнего дня сдана на год вперёд, деньги, между прочим, уплачены и положены на счёт в банке. В Израиле меня ждёт на год же снятая «дира» (это на иврите: ужасно назойливо напоминает слово «дыра», хотя ни чуточки не похожа на таковую по сути), за которую я уже тоже отвалила энную сумму в шекелях. Куда возвращаться со своими опухшими красными чемоданами-фурункулами? Кто мне вернёт деньги с Земли обетованной? В общем, все возможности что-то повернуть вспять я отрезала дважды, как это ни парадоксально: первый раз, когда два месяца назад отвалила кучу деньжищ за израильскую диру. Чисто теоретически на это можно было бы плюнуть… Ага, как же, плюнуть! На такие бабки – и плюнуть? Хотя, если меня сильно заклинило бы на «не уезжать», так и плюнула бы – что я, себя не знаю, что ли? Но то, что неделю назад очень милая семья с ребёнком вручила мне внушительную пачку деньжищ за год вперёд за мои трёхкомнатные хоромы… Вот это совсем ВСЁ. Не могу же я подлым образом вдруг заявиться сегодня к обеду в ими оплаченный дом и сказать: «Знаете, что? А я передумала. Давайте, уматывайте отсюда, я снова здесь намерена жить». Ага, а они сына в ближайшую школу уже определили и радовались, что всё так удачно складывается. Очень уж им моя дира подошла и понравилась.

Нет, если я умею очень даже умело портить жизнь самой себе, подводить себя, выставлять саму себя на бабки, обманывать опять-таки самоё себя, то уж точно никогда в жизни не позволю себе сознательно вытворить нечто подобное с людьми посторонними. Невозможно… И не потому что я такая хорошая и любуюсь собой, нет. Просто мне самой же бывает худо, очень худо от осознания того, что по моей вине кому-то плохо. Я боюсь таких ситуаций, ведь при всех моих пороках я – не мазохистка и мучиться мне совсем не нравится. Поэтому стараюсь изо всех сил не создавать коллизий, когда возникает ощущение, что от меня дурно пахнет. Самолюбие не позволяет.

Поэтому договор с семьёй с сыном-школьником был гарантией того, что теперь уже я с этого воздушного судна никуда не денусь и поеду, как миленькая, на ПМЖ в страну Израиль, на родину моих предков. Ну да, так говорят. Примем это, как данность, как красивую, элегантную легенду: сорокалетняя полуеврейка возвращается на Землю обетованную, на родину своих пращуров, чтобы… чтобы – что? Поклониться могилам? Каким могилам? Ощутить единение со своим самым древним на Земле народом? Я вас умоляю: с пафосом – это точно не ко мне.

Я поёрзала в неудобном кресле. Они никогда не бывают удобными в самолётах, я очень быстро начинаю маяться, пока сижу и лечу. Хочется вытянуть ноги, прилечь на бочок, как-то иначе повернуться, а дудки! Не предусмотрено, чай, не бизнес-класс.

– Да, эти сиденья ужасающие! – понимающе закивала сидящая рядом худенькая пожилая дама. – Ненавижу летать именно из-за них.