Я паркую «Гелендваген» отца на его обычном месте. Он отдал машину мне, сказал – всё равно на служебной езжу. Элен тогда была недовольна, видимо, рассчитывала пересесть со своей небольшой тачки на машину покруче, и мы тогда в первый, но далеко не в последний раз с ней серьёзно поцапались. Спор разрешил отец, как всегда твёрдо и непререкаемо. Да, попробовала бы она не явиться ночевать при нём.
Дома я сразу иду в кабинет отца. Меч – огромный, почти с меня ростом, двуручник – по-прежнему стоит у стены. Ровно, будто на невидимых крючьях, неизвестно как держится и никогда не падает. В замысловатом узоре, покрывающем навершие и рукоять, сейчас с трудом угадывается «S», голубая вязь, украшающая клинок, выглядит бледной и не мерцает. Я наклоняюсь и в который раз выискиваю глазами маленькие буквы на гарде – «AZHAN», не могу удержаться и проговариваю шёпотом. Древнее имя родового меча всегда вызывало у меня внутренний трепет, связанный, быть может, с отчаянием. Угасающей надеждой владеть им, доказать отцу, что я достоин своего имени. Что ж, Ажан на месте, а значит, отец жив.
Я осознаю, как же до преступного мало знаю о таких, как мы. Собственно, меч – единственное известное мне материальное доказательство существования другого, нечеловеческого мира. Его явление из ниоткуда, вот просто из воздуха и голубого света – главное событие моего детства. Но такова принципиальная позиция отца, заявившего, что посвятит меня во все подробности, как только проявится моя сущность.
Вспоминаю один разговор… Такая типичная реакция отца на мои вопросы. Он иногда был категорично серьёзен, а иногда отшучивался, но всегда смысл был один – он говорил, что в своё время сам всё узнаю. А однажды, видимо, в тот раз я его особенно допёк, предложил спросить Вселенную и Создателя. «Ты получишь ответы, Макс, если правильно задашь вопросы», – сказал он, улыбаясь. «А как я узнаю, что Вселенная и Создатель мне отвечают?» – удивился я, тогда ещё подросток. – «Что за дело им до меня и моих проблем?» Отец заверил: «О, поверь, конкретно до тебя им есть дело. И ты сразу поймёшь, когда они с тобой заговорят». «Как?» – спрашиваю. «Они назовут тебя по имени», – шепнул он, а я пришёл к мнению, что от меня в очередной раз ловко отделались.
Впрочем, о том, кто я, об имени нашего рода он всё сразу чётко обозначил. Ещё в раннем детстве, но, как всегда, без подробностей. «Ты не человек, Макс», – сказал он строго. – «Ты – арат, представитель великой расы араторов, носитель уникальной силы, последний из могущественного рода Соуло». Всё, точка. В чём наша сила, как ею пользоваться, что там не так с нашей расой – по его мнению, были вопросы праздные и несвоевременные.
Покидаю кабинет в тягостных чувствах. Напоследок обвожу глазами любимое прибежище отца – вдруг он мне что-нибудь оставил? Что-то вроде письма на столе. Нет, конечно, он же собирался вернуться.
Выйдя, плотно закрыл дверь. Миновал пустой коридор, поужинал на кухне. Ну, не то чтобы полноценно поужинал, я не люблю есть в одиночестве (и когда никто не подаёт, сказала бы, смеясь, Элен), но что-то там съедобное нашёл. Вернулся к себе. Лёг, обложившись учебниками, надеясь, как всегда, что учёба – это лучшее снотворное.
Но сон не идёт. Пустой дом давит тишиной, не нарушаемой ни тиканьем часов, ни любым другим убаюкивающим звуком обжитого жилища.
В этом городе мы проживаем не так давно, года два только. Мы с Элен не оценили размаха отца, дом нам показался слишком огромным и уродливым. Элен даже не стала полностью его обставлять, рассчитывая вскоре сменить на что-то поближе к городу. Но отец так резко включился в работу, потом эта его командировка… И мы застряли здесь, где обставлены оказались лишь кабинет, пара спален, маленькая гостиная и кухня. Есть, правда, ещё одно место в этом чудовищном доме, которое мне импонирует чем-то. Гигантский, как я его называю, Зал, с раздвижными дверями и панорамным окном во всю стену, выходящим на стоящий вплотную лес. Комната так огромна, что в ней гуляет эхо. Для чего нужна такая – балы на сотни гостей проводить? К окну я притащил небольшой кожаный диван, пару кресел и маленький стеклянный стол. Ближе к входу повесил боксёрскую грушу, поставил пару любимых тренажёров. Всё, больше в ней ничего нет. Там хорошо, если хочется побыть одному. Особенно в дождь. Хотя, помню, и с парнями мы там как-то зависали.