У бедной девочки быстро заморгали глазки. Яна поспешно взяла её за руку и задорно воскликнула:

– Зато мороженое вкусное! Правда, Рыжик? И вообще, у нас выходной – гулять, так гулять!

– Эк! – передернул плечами Дима.

Этот странный звук, который Яна про себя называла кряканьем, он издавал обычно, когда ему нечего было сказать. У Яны всё внутри клокотало от злости, но она должна была владеть собой, чтобы поддержать девочку. Немного прогулявшись по тропинкам парка, они сели на скамейку. Шемеш села посредине, Яна продолжала держать её за руку, сев с одной стороны, а надутый Дима сел с другой, чуть поодаль от дочки. Девочка, видимо, чувствовала себя виноватой и искала, как втянуть расстроенного отца в беседу.

– Папа, а знаешь, что мне сегодня спа́лось?

– Не спа́лось, а снилось. Книг не читаешь, поэтому неправильно говоришь.

Яна снова ощутила ярость, которую Дима заметил во взгляде её темно-синих глаз.

– Ну что? Что? – раздраженно спросил он.

– Позже объясню, – сквозь зубы ответила Яна и с улыбкой обратилась к Шемеш:

– Так что тебе снилось, Рыжуля?

– Я видела войну, и я была там חיילת и вокруг стгеляли. Мне было стгашно и жалко тех, кого убили.

Яна приобняла девочку, поцеловала в душистую макушку и сказала:

– Это просто сон, моя хорошая. Наверно, мама вечером слушала новости про войну, поэтому тебе и приснилось. Не бойся.

Ближе к обеду Шемеш надо было отводить домой. Яна подождала Диму на скамейке, пока он зашел с девочкой в квартиру. Некоторое время мужчина и женщина шли молча. Это молчание было для Яны, как зажженный бикфордов шнур, но она не могла взорваться на пустом месте. Повод тут же подал Дима, начав было жаловаться на то, что приготовила бывшая жена для девочки.

– Скажи, сколько в этом обеде твоих денег?

– Причём тут это?

– Притом, что ты палец о палец не ударил для того, чтобы у них был лучший обед!

– У меня нет денег, я потерял работу. Я Рае сказал, что буду давать деньги, когда смогу.

– Вот как! А ей надо содержать и себя, и девочку на одну зарплату, не надеясь на твои жалкие подачки! Ах, как же мы любим свою доченьку! Как нам позарез надо с ней общаться! А 12 шекелей на мороженое поперек горла встали! На сигареты не хватит?

– Я ищу работу, – огрызнулся Дима.

– Три месяца уже ищешь! Три прекрасных возможности упустил.

– Там ко мне неуважительно отнеслись, я же тебе рассказывал.

– Фу ты, ну ты! А за что тебя уважать? За то, что ты с первого дня куришь больше, чем работаешь? Копейками в карманах звенишь, а туда же: уважение! Заплати уважением за танцы своей дочери, купи ей хорошие продукты. Книг она, видишь ли, не читает! Сам-то за 15 лет сколько слов на иврите выучил?

– Почему я должен учить иврит? – возмутился Дима.

– Да ты никому ничего не должен. Не удивляйся, если через год-два совсем потеряешь связь с дочерью.

– Ошибаешься, бабушка и дедушка с ней тоже по-русски разговаривают.

– Они не вечны. Девочка родилась здесь, в садике говорила на иврите, в школе говорит на иврите, на танцах говорит на иврите, а ты если не говорить, то хоть бы понимать язык научился! Одни только претензии ко всем, большой бугор на маленькой полянке!

– Чего ты вдруг разбушевалась?

– Да не вдруг, – уже намного спокойнее ответила Яна, выплеснув накопившийся гнев, – знаешь, ты пожалуй, не провожай меня, возвращайся домой. Я вчера не всё успела по хозяйству сделать.

– Я тебе помогу, потом вместе поужинаем.

«О, да! – подумала Яна, – на счет помощи очень сомневаюсь, а вот на счет поужинать вместе – это у тебя всегда пожалуйста», а вслух ответила:

– Спасибо, я сама приготовлю, а поужинаю с Да-ной, она вчера звонила, сказала, что, возможно, заскочит вечерком.