– Хорошо сказано. И правильно. Ну, давай, Саша, за конец рабочей недели.

Мужчины выпили. Анисимов отломил кусок горячей, только что приготовленной курицы, вдохнул аромат острой приправы. Попробовал.

– Слушай, неплохо у тебя получается! В последний раз я такое едал в ресторане на Арбате! – восторженно отозвался он. – Ты где так наловчился готовить?

– В Грузии. Когда служил в гарнизоне рядом с Цулукидзе.

– Точно! Как же я упустил этот факт из твоего личного дела?!

– За три года службы в Грузии я освоил почти всю местную кухню. Вот выгонят из отряда космонавтов – устроюсь поваром в ресторан.

– Не выгонят, – отмахнулся Анисимов. И с улыбкой признался: – А я, знаешь ли, люблю после окончания рабочей недели немного расслабиться. Приедешь домой усталый, за окном московская сырость; настроение – дрянь. Пообедать на работе не успел, выговор от начальства схлопотал, раздражен и простужен… Супруга поставит на стол тарелку борща или рассольника; порежет ровно селедочку, покрошит сверху лучком; положит черного хлеба. Ну и водочки, само собой, нальет из запотевшей бутылки. Хлопнешь подряд две рюмки, закусишь и ощущаешь, как теплая нега по телу разливается, а все проблемы растворяются.

– Как вкусно вы рассказываете, – посмеиваясь, сказал Сергеев. Вспомнив о фразе шефа по телефону, сделался серьезным и спросил: – Николай Павлович, вы обмолвились о каких-то новостях в расследовании наших приключений.

– Кое-что сдвинулось в нужную сторону. Малость, конечно, но…

Сергеев молча смотрел, как шеф налил по второй. Как вилкой подцепил из магазинной литровой банки маринованный огурчик.

– Пока комиссия однозначно исключила самый отвратительный вариант развития событий – спуск станции с орбиты и затопление, – сказал он, подняв рюмку.

– Приятная новость, – согласился Александр. – Признаться, я не исключал решения избавиться от новой и очень дорогой станции.

– Предлагаю выпить за ее спасение. Раз решили сохранить «Салют-6», значит, будут разбираться до конца.

Выпили по второй. Анисимов испросил разрешения покурить и переместился к приоткрытой форточке. Сергеев давно освободился от вредной привычки и остался за столом. Его мучил один важный вопрос, но задать его шефу он все никак не решался: в палате НИИ космической медицины они «шлифовали» отчет, затем готовились к заседанию комиссии. Было не до вопросов относительно личного будущего. И вот сейчас, впервые встретившись с ним в неформальной обстановке, Александр поднял мучившую тему.

– Николай Павлович, а когда планируется следующий полет на станцию? – спросил он.

Тот глядел в темноту ноябрьского вечера, разбавленную желтым светом уличных фонарей и белым оконным бисером бесконечных жилых построек. Неторопливо затягиваясь дымком, он молчал.

– Я вчера навестил Байдукова, – напомнил Сергеев. – Врачи продержат его в ожоговом центре еще три недели. Потом потребуется месяц амбулаторного лечения для полной реабилитации. Ну а после мы смогли бы приступить к подготовке.

– Скорее всего Байдуков больше не полетит, – не оборачиваясь, сказал Анисимов.

– Почему?

– Я тоже вчера был в ожоговом центре – разговаривал с главным врачом.

– И что он сказал?

– С выздоровлением Байдукова, к сожалению, не все так просто. Серьезно пострадало зрение, и оно вряд ли полностью восстановится. Огнем повреждены сухожилия запястья и ладони левой руки – понадобится как минимум одна операция. А самая большая проблема – его психологическая травма.

– Психологическая? Я дважды с ним встречался после перевода в палату и ничего такого не заметил.

– Я тоже раньше не догадывался о подобных последствиях. Главный врач рассказал. Оказывается, девяносто процентов его пациентов после выписки из ожогового центра панически боятся открытого огня и потенциально возможного пожара. Эта фобия излечима, но нужно время и кропотливая работа психологов. Так что о бортинженере Байдукове можешь забыть, по меньшей мере на несколько лет.