– Нет, – зажмурившись, что есть силы, я мотнула головой и больше не могла усидеть на месте.

Вскочив, я порывисто обернулась, уже намереваясь бежать на улицу, но застыла, так и не сделав шага. Танияр стоял передо мной. Бесшумный, будто тень, воин успел приблизиться, а я не услышала ни звука. От неожиданности я не нашлась, что сказать. Впрочем, воин, придержавший меня, когда я едва не налетела на него, отстранился. Выдохнув, я передернула плечами, стряхнув оцепенение и оторопь, и отошла к окну.

– Ашити, – позвал меня Танияр.

– Что? – отозвалась я несколько недружелюбно, но виной тому было вернувшееся волнение за шаманку и последствия неловкости от столкновения.

– Расскажи о себе.

Я обернулась и устремила на воина чуть удивленный взгляд. Он держал в руках стакан с отваром из ягод, который Ашит готовила для утоления жажды. Выходит, он не подкрадывался, это я налетела на раненого, когда он направлялся за напитком, чтобы промочить горло. Снова отвернувшись к окну, я скрыла усмешку, а затем и улыбнулась, ощутив облегчение, потому что к дому шла моя мать.

– Кто ты, Ашити? – снова спросил меня Танияр. – Откуда появилась? Почему никто из нас не слышал о тебе? Кто твои родители? Твои волосы белого цвета, но таких глаз нет ни у кого в таганах, лишь у пагчи.

– Как много вопросов, – отозвалась я и опять посмотрела на воина. – Я – Ашити, дочь шаманки Ашит и, как и ты, – дитя Белого Духа.

– Это мне известно, но откуда ты пришла?

В это мгновение открылась дверь, и Ашит шагнула в дом. Танияр, оставив меня в покое, устремил взор на шаманку.

– Почему они приблизились к твоему дому, Вещая? – спросил раненый.

– Кто ж их знает? – ворчливо ответила женщина. – Если бы рырхи могли говорить, то рассказали бы об этом. Что-то пригнало их, – она пожала плечами. – Больше не придут. Отвадила я зверье.

– Ты уже не юна, Вещая. Я заберу вас с собой…

– Что еще придумаешь? – фыркнула Ашит. – Кто я, по-твоему? Старуха Сурхэм? Здесь моя земля, здесь силен голос Отца. – Она посмотрела на стол и произнесла: – Ты не выпил снадобье, Танияр.

– Позже, Вещая, – ответил воин.

– Сейчас, – приказала шаманка. – Или ты лучше меня знаешь, как исцелить тебя? Тогда можешь уйти, в моем доме двух шаманов быть не может.

Танияр ожег ее взглядом, но все-таки ответил:

– Ты – шаман, Вещая. Я лишь сын Белого Духа. – После взял стакан со снадобьем и выпил почти залпом, так и не поморщившись. А когда отставил стакан, глаза его на мгновение прикрылись, и Танияр произнес с нескрываемой укоризной: – Так и знал. Ну… Вещая.

Он едва успел перебраться к своей лежанке. Лег и, еще раз бросив на мою мать суровый взгляд, мгновенно уснул. Ашит хмыкнула:

– Нашел, с кем спорить. – И добавила с иронией: – Килим.

– Кто это – килим? – спросила я.

– Зверь, – ответила шаманка. – Упрямей него не найдешь. Да ты его видела. Тот, что кусал тебя в пещере. Только охо и боится, но всегда идет в его логово. Что охо не сожрал, килим доест. Тебя бы охо всю съел, уж больно дохлая, – серьезно закончила Ашит и вдруг рассмеялась.

– Ну, вещая, – повторила я с интонацией поверженного воина, а затем легко рассмеялась в ответ.

Бежит река, течет вода,

Катится вода по серым камням.

Звенит река, поет вода,

А слова ее ветер слушает.

Отнесет он их в даль далекую,

Где нет реки, но стоит гора.

Голова горы от снегов бела…

Ашит сноровисто скользила по дому, напевая песню о мудрой горе, которая знала про всё на свете, потом что дружила с ветром. Он летал по миру и возвращался к горе, чтобы поделиться новостями. И никто не знал столько, сколько знала гора. Даже ветер знал меньше, потому что не видел того, что происходило у подножия горы в его отсутствие.