– Уже близко, – произнесла вдруг Ашит. – Как много крови… Ох… Смерть идет по пятам. Если не поторопятся, она настигнет.

– Кого? – я обернулась к шаманке.

– Танияр ранен, его кровь. Я чую.

– Кто такой Танияр?

– Уйди, – вместо ответа велела мать. – Уйди, Ашити. Позову.

Насупившись и ворча себе под нос, я ушла в умывальню. Там уселась на пол и закрыла глаза, решив, последовать примеру турыма. Однако зелье и стук в дверь заставили меня вскинуть голову и прислушаться.

– Кладите сюда, – велела Ашит. – И уходите.

– Мы должны знать… – начал неизвестный мне мужчина, но шаманка прервала:

– Узнаешь, когда наступит день. Сейчас идите, Смерть почти нагнала его. Уходите!

И больше никто не спорил. Я слышала шаги нескольких человек, затем скрипнула дверь, сделав на мгновение громче вой ветра, а после снова закрылась, и в доме воцарилась тишина. Ненадолго. Дальше зазвучал хот. Его глухие мерные удары показались мне ударами сердца. Бум… бум… бум… Обряд начался.

Я сидела, прижавшись спиной к стене, и слушала тихий монотонный напев Ашит. Слов было не разобрать, но они и не предназначались для меня. Моя названная мать говорила с Белым Духом, вымаливая у него жизнь для мужчины, который истекал кровью. И только удары хота продолжали оставаться самыми четкими и понятными звуками. Бум. Бум. Бум.

Снаружи продолжал завывать ветер. Он поднимал с земли снег, кружил его в стремительном вихре и снова кидал на землю. Холод, словно громадный коварный змей, полз по стылой земле, отыскивая себе жертву, чтобы накинуться на нее, поглотить и заморозить в своей ненасытной утробе. А где-то там, в этом снежном безумии, шли люди. В их сердцах была тревога за того, кто сейчас лежал в доме шаманки. И Смерть была всё еще где-то поблизости. Но куда она пойдет после того, как Ашит отнимет ее добычу? Быть может, за одним из мужчин, спешивших вернуться в поселение? Или же змей Холод опередит ее и заберет себе тепло живой плоти?

Прикрыв глаза, я облизала вдруг пересохшие губы и начала раскачиваться под звук ударов в хот. Бум. Бум. Бум.

– Беги, охотник, беги, пока не стал дичью, – прошептала я, представляя тех, кто сейчас боролся с обезумевшим ветром.

Не знаю, что говорила Белому Духу Ашит, я по-прежнему не разбирала ее слов, но мотив уловила и теперь мычала его себе под нос, всё более уходя от реальности, жившей своей таинственной жизнью за стенами лихура. Я перестала думать о людях, оставленных в царстве снега и холода, их образы скрыла от меня белая пелена. И о раненом я тоже не думала, ему принадлежали мысли шаманки. И даже к Белому Духу я не взывала, у него сейчас были иные заботы. Я просто плыла по реке из звуков, растворялась в метели, бушевавшей снаружи, таяла, как снег, занесенный на ногах в теплое жилище…

– Ашити…

Я разлепила отяжелевшие веки и короткое мгновение смотрела в пронзительные глаза, склонившегося надо мной мужчины. Губы его приоткрылись, и я услышала голос, больше похожий на шелест:

– Ашити…

И в этом мгновение я охнула, вдруг осознав, что уже однажды видела это восхитительное лицо. Я моргнула и… очнулась на полу лихура. Никого рядом не было, кроме турыма, уткнувшегося во сне носом мне в бедро. Не знаю, когда он пришел, я не слышала. Я погладила его по еще влажным кудряшкам, и Уруш, издав звук, похожий на тихий скрип, перевернулся брюхом кверху.

– Ашити. Иди ко мне, Ашити.

Это был не Дух, и не греза – меня звала шаманка. Может, и до этого тоже звала, а Создатель мне просто привиделся. Наверное, так… Но это было настолько реально, что полной уверенности так и не появилось. Однако эти мысли я откинула, потому что была нужна своей матери. И я поспешила туда, где меня ждали. А перешагнув порог единственной жилой комнаты и застыла, не в силах отвести взора от того, кто лежал на окровавленном полотнище, окутанный терпким ароматом тлевшей травы в закопченной плошке.