Мы еще немного помолчали, и илгизит вдруг спросил:
– Что бы сказала ты, если бы была моей сестрой?
Я с удивлением посмотрела на затылок пятого подручного. Поняла, о чем он спрашивал, просто не ожидала этого вопроса. Впрочем, тут я могла быть откровенной, потому ответила:
– Во-первых, я бы не стала задавать тебе вопросов с порога и при незнакомом человеке, которого привел ты, мой брат. Я не была в путах, не несла оружия, да и вообще не создавала видимой угрозы ее дому, благополучию и жизни. К тому же рядом была махари, а это уже повод сделать вывод, что опасности во мне нет. И тогда, во-вторых, я бы приветствовала незнакомого мне человека, узнала его имя и представилась бы сама. После пригласила в дом и уже тогда, и это в-третьих, отозвала бы тебя под благовидным предлогом туда, где нас не услышат, и задала все терзавшие меня вопросы. Но даже если бы мне не понравилось то, что ты сказал, я бы осталась вежливой с гостем. Может, была бы прохладна, но своего достоинства не уронила, показывая собственную неучтивость и тем самым унижая брата, который надеялся на мое гостеприимство и дружелюбие.
– Я не ощутил себя униженным, – возразил Рахон. – Только когда мне пришлось бежать за тобой.
– Вот как? – спросила я его именно тем тоном, который только что помянула, – прохладно-вежливым. – Выходит, тебе безразлично, что твои родные выставили тебя лжецом?
Илгизит приостановился и полуобернулся:
– Объясни.
– Ты сказал, что нас ожидает отдых, лихур, еда и чистая одежда. Ты дал мне надежду, и я поверила. Однако, когда мы вошли во двор, твоя сестра не спешила впустить меня в дом, то есть показала, что твои слова пустой звук. А это недоверие тебе, а не мне. Но в таком случае это уже твоя ошибка, Рахон. Зная, что тебя могут выставить в неприглядном свете, тебе следовало оставить нас за воротами и войти одному и спросить дозволения привести гостей, сразу пояснив, кто среди них находится. Тогда не выйдет неловкости, когда споры начнутся уже с порога.
– Моя сестра уважает меня, – сухо ответил пятый подручный. – И ты получила бы всё, о чем я говорил. Нужно было только дать мне ответить.
– Я не позволю каждому встречному унижать моего достоинства, – также сухо ответила я.
– Я тебя услышал, Ашити, – произнес Рахон.
– Благая весть, – усмехнулась я.
А потом мы вышли к маленькому селению, за которым текла обещанная река. Я и вправду услышала ее раньше, чем увидела, и это меня несколько насторожило. Илгизит остановился и велел непререкаемым тоном:
– Слезай.
– Мне удобно, Рахон, не переживай, – отозвалась я.
В этот момент я была занята попытками разглядеть реку и понять, что нас ожидает дальше: мост или нам придется сесть в лодку. Против последнего я не возражала, но вот шум воды вовсе не вдохновлял на водную прогулку. Течение на звук казалось быстрым, перекаты по камням, похоже, имели место, а это, знаете ли, вызывало здоровые опасения в безопасности передвижения. А так как на спине пятого подручного я была выше, чем стоя на собственных ногах, то спускаться мне не хотелось, пока не найду ответы на свои вопросы.
– Что скажут люди, когда увидят, что меня оседлала тагайни? – строго вопросил илгизит.
– Они скажут, что ты необычайно добрый человек, – заверила я, еще больше вытянув шею.
– Слезай, – повторил пятый подручный, и я фыркнула:
– Очень мило. Стало быть, твоя опека так велика, а плечо столь надежно, что зависит от того, что скажут о тебе люди? Весьма мило. Так вот, дорогой мой недруг, напоминаю, что я не набивалась тебе в попутчики. Это ты утащил меня из Айдыгера. Вот уж где знают, что такое крепость слова. Моему супругу было плевать, кто и что о нем подумает, если он проявит обо мне заботу. Слова Танияра тверже камня, а ты… – Я спрыгнула на землю и договорила: – Ты, Рахон, соришь ими впустую. Отныне я больше не стану обманываться на твой счет. – И, развернувшись к нему спиной, первой направилась дальше, не забыв бросить на ходу: – Бахвалиться может каждый, но лишь тот, кто знает, что такое честь, не отступится от своих обещаний. Но это не ты, илгизит.