Получая в Саламанкском университете звание почетного доктора теологии, Франко назвал Испанию «любимой избранницей Божией, которая служит Церкви, как никакая друга страна». Вождь нации заверил: «С нами не только правота, но и сам Господь Бог!» Тем временем все христианские конфессии, кроме католической, строго ограничивались своими «гетто», а брак считался законным, только если заключен по католическому обряду. За их активную поддержку «крестового похода» вождь предоставил католическим иерархам право надзора за содержанием всех образовательных программ. На практике такой идеологический контроль выходил далеко за рамки цензуры, позволял следить за политическими взглядами преподавателей, увольнять с работы не особо правоверных католиков или просто людей, мысливших чуть посвободнее.

Первым делом церковь запретила совместное обучение в школах, ввела специальные для девочек программы и наложила запрет на любую информацию, проливавшую свет на «тайны секса». Оправдывалось это тем, что девочек нужно обучать выполнению ими традиционной роли, которую издавна выполняли женщины в испанском обществе. Врачами и адвокатами, например, им становиться не обязательно, лучше – домохозяйками или воспитательницами детей, учительницами или санитарками.

Мальчишкам и девчонкам навязывалась мысль о противоположном поле как о чем-то страшном, холодном, чужом. Дружеские отношения между учеником и ученицей, проявление между ними симпатии и заботы наказывались или ставились им в упрек. Все связанное с сексом приравнивалось к греху. Мальчикам категорически запрещалось держать руки в карманах и, сидя на стуле, класть ногу на ногу. Девочкам – оголять руки, носить короткие юбки. Школьные наставники в сутанах считали, что секс – это тайна, которую нельзя выставлять на свет как творение Божие. Такого понятия вообще не должно быть в головах молодых, да и немолодых католиков и католичек.

Предварительная цензура являлась обязательной перед появлением всех печатных изданий, спектаклей, фильмов, предметов живописи. К опубликованию запрещались, естественно, произведения, указанные в ватиканском «Индексе». Охраняя особенно тщательно единство политических и религиозных взглядов, представители церкви в хунтах цензуры не теряли бдительности и в отношении морали. Изображение женского тела в печатных изданиях ни в коем случае не должно было возбуждать мужчин. «Обнаженная маха» зачислялась в разряд неприличных картин. Перед публикацией фотографии ретушеры в редакциях удлиняли юбки зарубежным кинозвездам, уменьшали размеры бюста и у своих актрис. Эротическая литература просачивалась только из-за границы на свой страх и риск. Даже женское нижнее белье под названием «комбинация» из словарей изъяли.

Духовенство было крайне обеспокоено влиянием на верующих кинофильмов. Иезуиты пытались отвадить свою клиентуру от кинопросмотров, называли художественные фильмы обрушившимся на человечество несчастьем, портящим нервную систему и зрение. Показ на экране страстных поцелуев или внебрачных отношений цензура запрещала. «Фильмы столь ужасно разрушают моральную стойкость народа, – приходил к выводу епископат, – что у нас не вызывает сомнений необходимость подвергнуть все кинопленки сожжению ради блага человеческого. Счастлив тот городок, у въезда в который висит надпись «Кинотеатров нет».

Дублирование иностранных фильмов было обязательным – без титрового сопровождения и только с синхронным переводом на испанский. Это позволяло химичить со звуковой дорожкой, помимо использования заглушек, вплоть до того, что менять смысл сказанного. В итоге сцены на грани эротики лишь воспаляли у зрителей воображение, подпольный спрос на открытки-фотомонтажи с изображением обнаженных кинозвезд только возрастал. Епископы по данному поводу создали даже собственный классификатор, в соответствии с которым, если фильму ставилась ими оценка «4», то светские власти должны были запретить его показ в кинотеатрах. Такое, например, произошло с кинокартиной Луиса Бунюэля «Веридиана», на международном кинофестивале в Каннах получившей главный приз. Начав совместные с западными режиссерами съемки, придумали делать сразу две версии: одну для внутреннего показа, другую для заграницы. Случалось, где-нибудь в провинции по оплошности кинопрокатчиков на экран выходила экспортная версия: публика ломилась в кинотеатр, пока пленку не заменяли другой, для внутреннего потребления.