В то время, когда уже вся Западная Европа пылала в огне мировой войны, генералиссимуса стали заботить куда более серьезные проблемы, чем отношения его режима с церковью: ему нужно было извлечь выгоду для себя из складывавшегося на континенте положения. Предложить фюреру военную помощь в открытую он пока не решался и официально объявил о нейтралитете Испании в конфликте, хотя по закрытым каналам доводил до Гитлера свое восхищение блестящими победами Германии на фронте. В письме к Муссолини жаловался: «Борьба разгорелась в неудачный для нас момент, когда мы вынуждены оставаться в стороне».

Услужливый испанский МИД регулярно направлял в Берлин донесения своих посольств об эффективности бомбардировок люфтваффе и другие сведения, интересовавшие разведку рейха. Благодаря возможности заходить для заправки, ремонта и смены экипажей в испанские порты, в частности на Канарских островах, германские подлодки значительно расширили свои возможности по внезапному нападению на англо-американские конвои в Атлантике. Разведывательным самолетам рейха было разрешено использовать испанские опознавательные знаки. На атлантическом побережье функционировала специальная для них и подлодок радиолокационная станция…

Восседая за своим рабочим столом, обставленным дарственными фотографиями Гитлера и Муссолини, летом 1940 года каудильо собственноручно составил поздравительное послание в Берлин: «Дорогой фюрер! В тот момент, когда германские армии под Вашим командованием доводят до победного конца величайшую в истории битву, я хотел бы выразить Вам восхищение мое личное и моего народа, с глубоким волнением наблюдающего за славным ходом сражений, которые мы считаем своими».

После падения Парижа, предвкушая скорый передел французских колоний в Африке, Франко прямо дал понять Гитлеру о своей готовности вступить в войну, как только соберет необходимые материальные ресурсы. По его указанию Фаланга взвинтила в стране военный психоз. Однако фюрер особого интереса к участию Испании в войне не проявлял. Абвер докладывал рейхсканцлеру: политика Франко преследует цель не вступать в войну, пока не капитулирует Британия, ибо он боится ее мощи. Видя, как Германия каждый раз откладывала высадку на Альбион, Мадрид приходил к выводу о нескором окончании войны и о необходимости сохранять в тайне пакт со странами Оси.

Никак не утешали Франко сводки собственного Генерального штаба о нехватке самолетов и механизированных частей, горючего для флота. Он ждал аванса от Берлина и гарантий поддержки территориальных притязаний Испании на Гибралтар, Марокко, Алжир. Фюрер же в который раз намекал, что нет, мол, у него в запасе материальных ресурсов. Вместо них с тайным визитом в Мадрид прибыл Гиммлер натаскать испанскую полицию разного рода хитростям по борьбе с врагами внутренними. Торг не удался, и в беседе с представителем Муссолини Гитлер заметил: «Немец относится к испанцу почти как к еврею, который норовит получить для себя выгоду на самых святых ценностях».

В октябре 1940 года на юге Франции прошла испано-германская встреча в верхах. Адмирал Канарис заранее предупредил фюрера, что на переговорах тот увидит перед собою «вместо героя сосиску». После встречи Гитлер в бешенстве назвал каудильо «иезуитской свиньей». Отсутствие подробного отчета о беседе позволит позднее, уже после войны, пристяжным Франко утверждать, будто тот путем искусной риторики мужественно противостоял давлению рейхсканцлера. Верить в это нет никаких оснований: в секретном протоколе ясно фигурирует обязательство Испании вступить в войну на стороне Германии.