– Пожалуйста, пожалуйста! – залепетал Андрей Борисович и дрожащей рукой протянул пирату талон.

Разбойник долго рассматривал его, вращая одним глазом. Попугай вслед за ним тоже скосился на билет.

– Ерунда! – наконец заключил одноглазый.

– Но я пробил талон компостером…

– Надо пулями пр-р-робивать! – закричал попугай, а пират несколько раз ловко крутанул пистолет вокруг указательного пальца.

– Я не понимаю! – взвизгнула дама в оранжевой панаме, глядя в упор на разбойников-контролёров. – Вы, собственно, кто? Покажите свои удостоверения!

Самозванцы смутились.

– А может, они артисты? – спросил кто-то. Тогда «пират» снял повязку и раскланялся: у него



оказалось два глаза, и оба добрые-добрые. Его коллега расплылся в широкой улыбке и сказал с придыханием:

– Да, мы – артисты!

– Знаменитые? – спросила дама в панаме.

– Конечно, знаменитые!

– Ар-р-ртисты, ар-р-ртисты! – прокричал белый попугай, он покачивался на плече бывшего пирата, то поднимая, то опуская хохолок.

– Тогда дайте, пожалуйста, автограф, – пассажир в роговых очках протянул толстую книгу с черным пиратским флагом на обложке. – Иначе никто не поверит, что я встретил настоящих пиратов. Тьфу, то есть контролёров… То есть артистов, артистов!

– А у меня ручки нет, – сказал бородач.

– Возьмите мою, – отозвался Андрей Борисович. – Даже можете не отдавать, я вам её дарю!

– А кому подписать, как вас зовут? – спросил «пират» пассажира с книгой.

– Альберт Михайлович.

– Альбер-р-рт, Альбер-р-рт, – прокричал попугай.

По всей картинке с коралловым рифом бородач размашисто вывел: «Альберту – на память от народных артистов. Удачи!» И поставил дату и подпись. Тут кто-то воскликнул:

– Пушкин!

И правда, мимо проплыл памятник великому поэту, волны бились о его пьедестал.

«Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой».

Пассажиры наперебой стали декламировать строки поэта, кто что вспомнил. И вдруг все заметили, что вода убывает: закручиваясь в воронки, она исчезала в решётках водостоков. Трамвайные пути обнажились, и о том, что здесь только что было море, напоминал только мокрый асфальт да мелкие лужицы. И сразу всё стало




как всегда.

– На самом деле я не работал сторожем фонтанов, – признался старичок-пенсионер. – Я бухгалтером служил, считал сухие цифры.

– И я вовсе не стеклодув, – сказал его сосед. – До пенсии трудился в котельной, подавал жильцам горячую воду.

– Ну что ж… Главное, что мы оба своей работой приносили пользу людям.

На этом они и успокоились.

– Знаете, Иван Иванович, отдайте мне обратно деньги, я диван хочу купить, – сказал толстый Андрей Борисович с большим портфелем.

– Да заберите вы свои фантики! – тонкий вынул из кармана купюры и, печально вздохнув, вернул их толстяку.

– Я ошиблась, Вы мне совсем не подходите, – сказала блондинка студенту и отвернулась.

– Подумаешь, – хмыкнул студент. – Не больно-то и надо.

– «Улица Обычная», конечная, – объявил в микрофон водитель.

Пассажиры стали пробираться к выходу, образовалась давка, каждый хотел выйти первым.

– Не наваливайтесь на меня! – сердито ворчала дама в панаме, пристраивая перед собой тяжёлые пакеты. – Я тоже схожу.

– Из транспорта – выходят, а сходят только с ума, – буркнул Андрей Борисович, пытаясь работать локтями.

– Вы что здесь, самый грамотный? – подал голос интеллигент в роговых очках, тоже протискиваясь вперёд.

– Почему люди не могут всегда оставаться добрыми и весёлыми, возвышенными и милыми? – спросил кого-то длинноволосый парень в чёрной майке и шортах до колен.

– А мы можем! Мы постараемся вырасти такими! – сказал Ваня.