В последний момент она села прямо на землю и зажала голову руками, чтобы только не слышать больше этого чудовищного звука.

***

– Это что у нас тут за каравай-каравай, кого хочешь выбирай? – раздался зычный голос прямо над Катиной головой.

Толпа в миг расступилась, и она увидела над собой полицейского.

Человек с красным круглым лицом, одетый в самую настоящую форму, протягивал ей руку, предлагая встать. Не веря в происходящее, Катя долго разглядывала его, прикрываясь рукой от солнца.

– Фёдор Игнатьевич. Участковый. – Представился её спаситель, пока она, оцепеневшая, медленно поднималась с земли.

Вокруг них уже почти никого не было. Люди, совсем недавно чуть не раздавившие её, быстро разошлись по своим делам как ни в чём не бывало. Торговки вернулись в лавки, а старики, ковыляя, удалились в сторону главной сцены.

– Отряхнись, – кивнул участковый на её покрытые слоем пыли колени.

Катя понемногу начала приходить в себя. – Что это было? Что они хотели сделать со мной? – голос задрожал и она перешла на шёпот, боясь разрыдаться.

– Познакомиться, наверное, – пожал плечами полицейский. – К нам тут нечасто гости заглядывают, – усмехнулся он.

– Но…Этот дед. И они все… – Катя повела рукой в сторону торговых рядов. – Что… Что это было? – повторяла она как заведённая.

– А было здесь, девица, вот что. Тебя как по имени отчеству? – он достал из кармана смятый блокнот и карандаш.

– Горелик Екатерина Константиновна, – пробормотала, пошатываясь, Катя.

– Так вот, Екатерина Константиновна. Случилось здесь следующее, – он нахмурился и сложил блокнот трубочкой. Ритмично постукивая им по плечу Кати, участковый рапортовал: «Девятнадцатого числа июня месяца Екатерина Константиновна Горелик отправилась на фестиваль «Солнцежар» без головного убора.

Около четырнадцати часов, находясь в состоянии близком к обморочному, гражданка Горелик заблудилась в двух торговых рядах. Местные жители, видя болезненное состояние Горелик, попытались ей помочь. Но после встречи с ними, Екатерина Константиновна пришла в состояние крайнего нервного возбуждения и упала в обморок на глазах у публики. Как-то так».

Кате показалось, что она ослышалась.

Ещё раз оглядевшись по сторонам, она глупо уставилась на полицейского.

– Мораль? – участковый просиял.

– Что? – не поняла она.

– Я говорю, мораль у этой басни какая?

– Какая?

– Да ты совсем перегрелась что ли? – хохотнул он и потрогал ей лоб. – Мораль такая, что тебе на солнце без шляпы выходить нельзя. Ферштейн?

Катя всё ещё непонимающе смотрела на него снизу вверх.

– Я говорю, в обморок ты грохнулась, девица, – повысил голос участковый. –  Чуть не создала нам здесь проблем. А нам проблемы не нужны. – Он что-то писал и разговаривал больше сам с собой, чем с Катей. – У нас ни фельдшера тут, ни ветеринара. Куда мы тебя такую малохольную девать будем, а? – он поднял на неё глаза и оценивающе посмотрел на все части тела. – Бледня бледнёй.

Катя скукожилась, обхватив себя руками.

Её начало знобить и зубы застучали мелкой дробью, а перед глазами поплыли мушки и тёмные пятна.

– Я знаю, что с тобой делать, – участковый огляделся по сторонам и внезапно с силой схватил её за руку. – Пойдём.

Он зашагал так быстро, что Катя, едва поспевала за ним, путаясь в собственных ногах и падая.

Ладонь участкового была неприятной. Слишком большой, потной и мясистой. Катя попыталась выскользнуть, но он только крепче сжал ей кисть.

– Можно я сама пойду?

– Нет. Мне надо убедиться, что ты ушла с площадки и у меня на одну проблему стало меньше. Тем более, что мы уже пришли.

Остановившись почти на самом краю высокого лысого холма, участковый кивнул вниз, на блестящую ленту реки: «Тебе туда».