– Твоя мама не упоминала о том, что труп нашли в странном состоянии?

Тревожный взгляд метнулся на него.

– Н-нет.

Не буду, решил Павел.

– А твой дядя увлекался стихами? Пушкина при тебе читал?

– Нет.

Расставшись с Лизой, Павел подумал, что, наверное, ее поступление в театральный откладывается на неопределенное время, если не навсегда. Таланта у нее явно никакого нет.

– Бу-бу-бу, – бухтело за стенкой.

Он поморщился.

– Слушайте, поручик, вы и вправду сходите с ума?

Он с интересом посмотрел на вопрошающего.

Молод, задирист, а впрочем, полное ничтожество. Тоска по жене и дочери накрыла его с головой. Он чуть не застонал от душевной боли, скоблившей по сердцу. Когда они еще увидятся? Когда? И суждено ли им увидеться в этой жизни? Или все дым, мираж, суета сует, как сказал когда-то мудрец Экклезиаст.

Как ему быть в этом мире? На что надеяться? На то, что время повернется вспять, не будет тех двух революций – этого ада, внезапно обрушившегося на Россию. Он помнил, как неприятно и унизительно началась Февральская революция, какое взвинченное возбуждение носилось в воздухе. Керенского обожали и носили на руках, а он оказался полным ничтожеством, не способным вывести страну из кризиса. Царь Николай II, Помазанник Божий, вел себя так, словно он правил не огромной страной, а маленьким княжеством, где всё под рукой и не нужно принимать тяжелых судьбоносных решений. Страна давно катилась к краху, и не видел этого только слепец…

Воспоминания нахлынули на него. Ему есть что вспомнить. Салон Марии Клейменихель. Каким он был тогда наивным и как увлекался всем таинственным, мистическим…

С Кириллом Морозовым Павел встретился недалеко от театра «На грани». Кафе, где они сидели, было стилизовано под советскую столовую.

Когда Павел позвонил по телефону, Кирилл не сразу понял, зачем его хотят видеть, потом посерьезнел и сказал, что об убийстве Диянова он не знал, но, если это требуется для следствия, конечно, готов встретиться.

Павел вынужден был признать, что Кирилл хорош собой, наверное, женщины сохли по нему пачками. Высокий, стройный, мускулистый синеглазый блондин чем-то напоминал молодого Бреда Питта.

– Я даже не могу поверить, что Александра убили, – сказал он. – Бред какой-то!

– Не просто убили, а отрубили ему руки.

Кирилл издал звук: нечто между возгласом негодования и криком ужаса.

– Вы были друзьями?

– Я бы так не сказал, скорее, знакомыми.

– Когда вы познакомились и как часто виделись?

– В последнее время – чаще обычного. А так – два-три раза в год.

– Чем были вызваны участившиеся контакты?

– Александр хотел прийти к нам в театр «На грани», поэтому просил о содействии.

– Вы входите в руководство театра?

Павел увидел, что Кирилл невольно смутился.

– Нет, что вы! Я просто там… иногда играю. Пару раз консультировал режиссера. И всё. Никаких руководящих должностей в театре я не занимаю.

– Почему же Александр обратился к вам?

– Он просил помочь ему, похлопотать перед главрежем. Александр думал, что я смогу помочь. Он нигде постоянно не работал и хотел найти площадку, где мог бы играть регулярно.

– У него были враги? Рассказывал ли он вам о своих неприятностях?

– Понятия не имею о его врагах. Ничего подобного он мне не говорил…

– Выглядел ли он в последнее время расстроенным или озабоченным?

– Как обычно, ничего такого за ним я не замечал.

– И между тем его убили зверским способом.

– Я не…

– Хотите посмотреть фотографию? – не унимался Павел.

Он показал снимок Морозову. Тот поперхнулся, и Павлу показалось, что его сейчас вытошнит.

– Ужас! Простите! Кто это мог сделать?

– Мы и пытаемся это выяснить…