Маршрутки по воскресеньям в это время не идут. Надо позвонить кому-то, чтобы меня отвезли в город. Но, во-первых, кому, а во-вторых, у меня нет телефона…

Звоню с домашнего папе. Его номер, конечно, помню наизусть. Папа говорит, что приехать не может. Села, думаю, Оля, только не реви, ты же взрослый человек. Но все равно заревела. Решила собраться и умыться. Умывальник расколот. Пока прикидывала, приедет ли сюда такси, можно ли его вызвать с домашнего или бежать на трассу автостопить, перезвонил папа: «Когда я уже перестану решать твои проблемы?» Я молчу, потому что и правда не знаю когда. «Жди, сейчас приеду», – вздохнула трубка.

Мама дома встречает меня на пороге, молитвенно складывает руки на груди и уже даже не говорит Богу, а кричит: «Господи, ну пошли Ты ей мужа! Ну что это такое у нее в жизни, одни неприятности!» Я отвечаю: «Мама, это несовременный подход. Женщина должна быть цельной и самостоятельной, нельзя ждать мужчину, чтобы он решил ее проблемы». Мама смотрит на меня внимательно и идет молиться в комнату. Я слышу ее: «Господи, ну пошли Ты ей…»

А после занятия в воскресной школе ко мне подошла новенькая девочка семи лет, протянула бумажный кораблик и тихо сказала: «Это вам».

Весь урок мы говорили с детьми о том, как людям помогают ангелы. И направляют их, и утешают. И этот кораблик, конечно же, для того, чтобы плыть через мои житейские бури, – мое утешение.

Пересматривала фильм «Два дня». Там есть момент. Героиня – Ксения Раппопорт – пошла в сарай доить козу. Коза застряла рогом в велосипедном колесе. Героиня выдергивала рога козы, ничего не получалось, и сарай от общего напряжения развалился. Девушка сидит под досками сарая и не может из-под них выбраться. Только один глаз смотрит в щель. Она моргает длинными ресницами, плачет и говорит вслух:

«Господи, Ты не дал мне ни мужа, ни детей. Я живу в глуши с козой и курами. И не жалуюсь. Но зачем Ты сейчас насмехаешься надо мной? На что похожа моя жизнь?»

Потом, конечно, пришел Бондарчук и ее спас.

Я иногда чувствую себя в этом сарае с козой.

Приезжал газовик. Пришел на кухню, как обычно, туда высыпали все животные. Газовик говорит: «У вас тут одни коты!» Типа, вы вообще в курсе? Я стою лохматая, в пижаме, с красным носом, потому что болею. Я в курсе.

Он заменил какой-то кран и попросил за него два рубля. Я пошла искать мелочь, но нашла только рубль. Газовик посмотрел на котов, на меня, вздохнул и сказал: «На что похожа ваша жизнь?» Это мысленно, а вслух пробормотал: «Давайте ваш рубль».

Из колодца ушла вода. Папа привозит мне ее из города в больших бутылках. Он заходит на кухню, все животные бегут за ним. Он говорит: «Оля, от этих животных совсем нет места, где это видано!» А потом сливает мне в кастрюлю дождевую воду, чтобы я могла помыться. Дочь, на что похожа твоя жизнь?

Утром я иду на обязательную прогулку. Мы идем очень медленно, потому что коты ловят бабочек, а Балбес нюхает траву. Я смотрю на мутное солнце, на большой клен, на дорожки из паутины, как тонкие мостики между прошлым и будущим. А дома перечитываю «Записки на запястьях» Ольги Паволги. Там есть самое лучшее объяснение, почему я живу в деревне и терплю все бытовые неудобства:

«Папа объяснил мне, почему однажды не захотел возвращаться из деревни в Москву:

– Ну, вот, я подумал, иду я, скажем, в туалет. И что я наблюдаю? Зацветающую сливу на фоне свинцового неба. А в Москве по дороге в туалет что я увижу?»

Ради этого неба всё.

Мне иногда страшно становится оттого, что однажды придется отсюда уехать. Ну, например, я выйду замуж. А он, например, из Вологды. И любовь. Поэтому верю, что он почему-то и зачем-то приедет сюда. То есть задача максимально усложняется.