– Но до лета еще полно времени! – соскользнул я к краю стула и уперся ладонями в деревянный стол.

Почему-то мысли о таком ходе событий меня еще не посещали. Остаться на второй год было не просто позором, это было еще годом заключения. Еще годом, оторванным от настоящей жизни. «А настолько ли это страшно?» – откуда ни возьмись всплыл вопрос в моей голове. «Что значит страшно? – удивился я мысленно. – Как это может быть не страшным?» – «А может, вообще на фиг ее – эту школу?» – подсказал голос. «Но я слишком маленький! – возразил я. – Дети не могут не ходить в школу!» – «И ты думаешь, что вот эти взрослые вокруг тебя об этом не знают? Они будут тянуть тебя из класса в класс хоть за уши. Им это больше надо, чем тебе». Эта мысль меня сразила. Я отцепился от стола и вновь прислонился к спинке стула.

– Нет, вы посмотрите на него! – вспыхнула мама. – Тебе все равно?!

Я настолько расслабился и обнаглел, что пожал плечами.

Мамина рука затряслась, и я уже приготовился уклоняться от очередной пощечины, как голос в голове вновь объявился: «Ну, совсем дураком-то не надо быть! К свободе приведет не идиотское нахальство, а ум! Будь похитрее!»

– Я буду учиться! – выпалил я писклявым голосом, прикрывая голову руками.

Мама и Раиса Ивановна застыли в недоумении. Меня самого пугало это крайне переменчивое настроение, но что-то подсказывало мне, что незнакомый голос в голове был прав. Надо было проявить хитрость. Заверить взрослых в том, что я завтра же стану самым прилежным учеником во всей школе, немного постараться, а потом плавно снова скатиться на прежнюю беспардонно гедонистическую колею.

– Я буду делать домашние задания, отвечать на уроке и получать хорошие отметки! – протараторил я не своим и, к сожалению, довольно неуверенным голосом.

Но, по всей видимости, это была имена та реакция, которую ожидали мама и учительница. Обе снисходительно фыркнули и несколько расслабились.

– Ну, это, допустим, не ты решаешь, какие отметки тебе будут ставить, – довольно съязвила Раиса Ивановна. – Но ты можешь приложить усилия для положительного исхода.

– Да, – крякнул я.

– Что «да»? – поправила Раиса Ивановна очки указательным пальцем.

Я похлопал глазами.

– Ты будешь стараться, – со вздохом подсказала она.

– Буду стараться, – отозвался я глупым эхом.

Раиса Ивановна закусила губу и задумчиво постучала карандашом по столу. Мама продолжала теребить ручку сумки, которая уже походила на хвост ободранной кошки.

– Ладно, – прихлопнула Раиса Ивановна карандаш к столу, и мы оба подпрыгнули на стульях. – Думаю, пока выводы сделаны, и разговор окончен.

– Разумеется, спасибо, конечно… – засуетилась мама.

Облегчение взорвалось фейерверком в моем животе, и я на радостях вскочил и уже дернулся в сторону двери, как голос в голове одернул меня: «Стой! Будь ты вежливым, черт подери! А то сейчас снова все испортишь!» Я остановился как вкопанный. Рядом со мной медленно поднималась мама, попутно собирая подолы и рассыпающееся содержимое сумки. Настырный голос начинал меня заметно напрягать, но я решил послушаться его, так как он казался по крайней мере самым доверительным и располагающим в этой комнате.

– Спасибо большое, Раиса Ивановна, – практически пропел я. – Я без вас ничего не понял бы.

Желтые глаза учительницы пронзили меня так ощутимо, что я слегка согнулся, словно мне дали в солнечное сплетение. Она явно считала, что я над ней издеваюсь.

– А еще я вам всегда хотел сказать, что мне очень нравится ваше имя! – впопыхах постарался я уладить ситуацию. – Раиса… Как рай! Нескучное такое. Только Ивановна потом немножко все портит. Сначала рай, а потом на тебе… Ивановна…