Вскоре отец вместе с армией покинул Пхеньян, а мы с матерью остались там еще на три года. По воле рока нам пришлось стать очевидцами ковровой бомбардировки города американцами. Сидя в окопе вместе с местными жителями и пытаясь прикрыть собою мать, я слушал, как стонет земля под бомбами, с грохотом несшимися с высоты в шесть тысяч метров. Тройки самолетов В-29, прозванных «Летающей крепостью», кружили над городом, превращая его в горящие руины. Словно свечи, один за другим вспыхивали корейские домики. Из огня вырывались женщины с обезумевшими глазами, волоча на подолах рыдающих от ужаса детей. Одна из бомб накрыла и серую фанзу учителя, оставив вместо дома и сада дымящуюся черную воронку. Когда я узнал об этом, то в душе невольно порадовался, что добрый старик этого уже не увидел.
Вернувшись в Союз, я поступил в институт и стал профессиональным художником. Призвание не обмануло меня, подарив мне немало счастливых творческих лет. Сейчас мне за восемьдесят, и вечерами я люблю перелистывать старые фотоальбомы, хранящие память о многих встречах и поездках, которые мне подарила судьба. Но в Пхеньяне я больше ни разу не был. Не тянет меня в этот город, отгородившийся от мира, обросший бетонными коробками и ставший неотличимым от сотен других городов. Но ушедший Пхеньян всегда со мной. Он свернулся черным, потускневшим от времени локоном в серебряном медальоне, рядом с портретом матери. Он смотрит на меня с запылившейся грифельной дощечки и, прорывая завесу лет, летит белым девичьим силуэтом по извилистой дороге моей жизни…
Солнце в зените
– Не хочешь выкладываться на все сто, пиши по собственному!.. – Голос начальницы бил в барабанные перепонки, в то время как Оксана, съежившись на стуле под прицелом выпуклых бесцветных глаз, упорно искала что-то взглядом на полу. – Первое правило нашей компании – во время сдачи проекта каждый сотрудник вкалывает до кровавого пота! Что-то я не заметила, чтобы у тебя пот капал со лба! Да, у нас рабочий день до семи, но никто в семь не уходит! Остаются до ночи!
«Не моя вина, что вы строите работу так, чтобы все задолбались! Не моя вина, что все делается в последний момент, когда можно делать все спокойно, без истерик! И уж не знаю, с чего вы взяли, что за тридцать тысяч в месяц вы покупаете не мое рабочее время, а меня целиком, как раба!»
– Но ведь все техпланы я сдаю вовремя… – Все, что Оксана с трудом смогла промямлить вслух.
– Надо жить корпоративным духом. Ты уже достаточно давно в нашей команде, чтобы понимать: если ты всецело не вливаешься в наш поток, он тебя выбрасывает!
Когда два года назад Оксана пришла в эту дизайнерскую компанию, ей пришлось несколько месяцев проходить «дрессировку стрессом». Начальница кричала, била руками по ее рабочему столу, так что ноутбук подпрыгивал, грозясь грохнуться на пол. И Оксана изо всех сил держала лицо, чтобы уже дома, зарывшись головой в подушку, тихонько плакать, отводя душу. Да будь у нее возможность, она бы с радостью проявляла «креатив». Но на деле поле для фантазии было столь убогим, что бороться оказалось просто не за что. Вся работа дизайнера-проектировщика сводилась к черчению типовых залов с типовым набором стендов для типовых промышленных выставок.
И сейчас, сидя на очередном «разогреве» в кабинете начальницы, Оксана мечтала только об одном: бежать, бежать без оглядки из этого проклятого места, от тошнотворной рутины, от этой надменной, жестокой дрессировщицы… Но… это была единственная работа, где ей удалось хоть как-то закрепиться.
– Я тебе с самого начала говорила, художник – не профессия! – с напускным спокойствием сетовала мать, разогревая на ужин котлетки с брокколи. – Мы с отцом не зря советовали – иди в экономический. Нет, уперлась рогом, настояла на «суриковке». И что теперь?..