Нагиль совершил ошибку, когда забыл, что в любой войне политики искали выгоды для себя, невзирая на кровавые события, раздирающие страну на части.

– Я не сообщил Совету о кронпринце, – сказал генерал Хигюн. – И никто до сих пор не знает, что он жив. Если ты вызволишь его из плена…

– Вы сделаете его разменной монетой в своих играх, – закончил Нагиль. Он тоже устал и хотел сегодня лишь одного – остаться наедине с растущей, точно луна в небе, тоской, и окунуться в её пучины. На какое-то время. На одну ночь, две, если позволят обстоятельства. Объять все воспоминания о женщине, которую он больше не увидит, запечатлеть её лицо в своих мыслях и запереть в самых дальних покоях разума.

И больше не думать о ней. Никогда.

– Или вычеркнете принца из ваших планов, если мне не удастся спасти его, – добавил Нагиль, с трудом отрывая себя от ослепляющего глаза видения, в котором Сон Йонг падала в чёрную дыру. – Вы хорошо устроились, генерал.

Тот кивнул, даже не пытаясь оправдаться.

– История пишется победителями, Мун Нагиль.

– Мы ещё не победили.

– Но можем! – с жаром сказал Хигюн. – Вытащи принца из японского плена, и мы представим его Совету, возведём на престол наследника страны. Чосон примет его как героя и спасителя, и у Совета не останется другого выхода, кроме как признать власть нового государя!

Нагиль смотрел на его лицо, пышущее показным воодушевлением. И видел за ним проступающее, словно невидимые росчерки туши на нагретой рисовой бумаге, отчаяние… Нет, не отчаяние – злость от осознания, что воспользоваться шансом завоевать доверие чиновников генералу мешает упрямый капитан драконьего войска.

– Чосон объят войной, – сказал Нагиль твёрдо. – А вы заняты расстановкой совсем иных сил и хотите, чтобы я мыслил как политик, а не как командир, в чьём подчинении находятся люди. Принц – тоже человек, генерал. Я поклялся защищать его и от своих слов не отказываюсь.

– Так защищай! – потребовал генерал Хигюн. – Я дам тебе людей и возможность спасти его, и Совет поможет, если ты просто склонишь перед ними свою глупую голову.

– Нет.

Хигюн выругался, стукнул эфесом меча по циновке. В воздух взвился столб пыли, подрожал и, отяжелев, быстро осел.

– Я спасу его, не оповещая Совет, – продолжал Нагиль. – А потом приведу в столицу, и уже его высочество будет диктовать чиновникам свои условия, как полноправный король страны.

– Совет покинул Хансон, – напомнил генерал. Нагиль кивнул.

– Но город всё ещё считается столицей, и именно туда Совет должен доставить тело почившего короля.

Хигюн вдруг фыркнул, взглянул на Нагиля из-под полуопущенных влажных век.

– Совет похоронит короля в Хэнджу, капитан. И объявит Хэнджу новой столицей, пока Чосон не оставит последний японский ублюдок.

Проклятье. Для Хансона это значило только одно: город оставят даже без видимой защиты и без сопротивления отдадут вместе с мирными жителями, верящими, что столичные толстые стены защитят их, на расправу Тоётоми.

– Хоть один человек в Совете печётся о простых людях этой страны? – спросил Нагиль, чувствуя, как оставившая его злость набирает новую силу. Видят духи, злиться он тоже устал.

Дракон в его теле забился, пытаясь вырваться на волю, и Нагилю пришлось схватиться за ворот чогори, чтобы удержать себя от порыва снести генералу голову одним махом.

Не подозревающий о внутренней борьбе капитана Хигюн ухмыльнулся, блеснули глаза в неверном свете слабого факела.

– Один – да, – сказал он. – И вот к нему тебе стоит отправиться в первую очередь.

С того разговора прошла неделя, и всё это время Хигюн оставался в Конджу и командовал частью оставшегося в городе войска. Другую часть, около пяти тысяч человек с лошадьми, оружием и провизией, генерал отправил ближе к Хансону. В лагерь драконьего войска он больше не приходил и не просил капитана явиться к себе, но Нагилю не нужно было выслушивать Хигюна лично, чтобы понимать, что значат его действия.