ДЕВУШКА, У КОТОРОЙ НЕТ ИМЕНИ, останавливается у пешеходного перехода впереди меня. Клянусь, я за ней не слежу. Нам просто по пути. Ее мегарозовые наушники на прежнем месте, и она снова покачивается в такт своей музыке. Я не вижу ее лица, но могу предположить, что глаза у нее закрыты. Она ждет, когда загорится зеленый свет, и теперь я прямо позади нее. Если бы она повернулась, она точно бы подумала, что я ее преследую. Машинам загорается красный, и девушка сходит с бордюра. Она невнимательна и не замечает, что парень на белом BMW собирается проехать на красный свет. Но я оказываюсь близко, хватаю ее за руку и резко отдергиваю назад. Наши ноги путаются, мы спотыкаемся друг о друга и падаем прямо на тротуар. Она приземляется на меня. Ее телефон оказался не таким удачливым – он падает прямо на асфальт. Несколько человек интересуются, все ли с нами в порядке, но многие просто стремительно обходят нас, словно мы всего лишь очередной предмет на полосе препятствий, имя которой – Нью-Йорк.

Девушка Без Имени поднимается на ноги и смотрит на свой телефон. Паутинка трещин расползлась по экрану.

– Какого. Черта! – говорит она, но ее вопрос больше похож на возмущение.

– Ты в порядке?

– Тот парень чуть не убил меня.

Я поднимаю глаза и вижу, что машина остановилась у обочины через квартал. Я готов пойти и наорать на водителя, но мне не хочется оставлять девушку одну.

– Ты в порядке? – спрашиваю снова.

– Знаешь, как долго у меня эта штука?

Сначала я думаю, что она имеет в виду свой телефон, но потом вижу, что она сжимает в ладони наушники. При падении они каким-то образом сломались. Одна из амбушюр болтается на кабеле, корпус треснул. У девушки такой вид, словно она вот-вот заплачет.

– Я куплю тебе другие.

Я не хочу, чтобы она плакала, но не потому, что я такой благородный. Чужая печаль заражает меня. Знаете, так бывает, когда один человек принимается зевать и все остальные повторяют за ним. Или когда кого-нибудь рвет, а вас выворачивает от запаха. Со мной происходит то же самое, когда дело касается слез, но я не намерен плакать на глазах у симпатичной девушки, чьи наушники только что сломал.

Наверное, в глубине души ей хочется принять мое предложение, но я уже знаю, что она откажется. Девушка поджимает губы и качает головой.

– Это самое малое, что я могу сделать, – добавляю я.

Наконец она смотрит на меня:

– Ты уже спас мне жизнь.

– Ты бы не умерла. Может, тебя бы немножко покалечило.

Я пытаюсь рассмешить ее, но ничего не выходит. Ее глаза полны слез.

– В моей жизни еще не было дня хуже, чем этот, – произносит она.

Я отворачиваюсь, чтобы она не увидела, как я тоже начинаю плакать.

ДОНАЛЬД КРИСТИАНСЕН ЗНАЕТ ЦЕНУ бесценным вещам. Он помнит актуарные таблицы наизусть. Он знает, сколько будет стоить человеческая жизнь, случись авиакатастрофа, автомобильная авария или происшествие на горнодобывающем предприятии. Ему все это известно, потому что когда-то он работал страховым актуарием. Высчитывал цену нежеланного и неожиданного. Например, если случайно наехать на невнимательную семнадцатилетнюю девушку, цена ее жизни будет значительно ниже, чем цена жизни его собственной дочери, сбитой насмерть водителем, который писал сообщение за рулем. Когда ему сообщили о дочери, в первую очередь он подумал о размере суммы, которую выплатит страховая компания виновника.

Он притормаживает у обочины, включает аварийку и опускает голову на руль. Касается фляжки, которая лежит во внутреннем кармане его пальто.

Можно ли вообще оправиться от подобного горя? Наверное, нет. Прошло два года, но оно не оставило его и, похоже, не собиралось уходить до тех пор, пока все не отнимет. Горе лишило его брака, улыбок, хорошего аппетита, крепкого сна и эмоций. Горе лишило его способности оставаться трезвым. Поэтому только что он чуть не сбил Наташу.