Бородин ел пареную репу со свой украшенной скандинавскими мотивами тарелки и слушал карельскую сюиту Сибелиуса, когда в комнату без стука вошли серые люди. Незваных гостей было пятеро: лейтенант, сержант и трое рядовых. Не представляясь, старший по званию произнес:

– Гражданин Бородин, вы подозреваетесь в незаконной деятельности. Сейчас здесь будет проведен обыск.

– Ордер на обыск при вас? – только и спросил Серафим Серефимович и выронил вилку.

– Вот, – сержант полез в карман, но вместо документа предъявил ошеломленному Бородину кукиш.

Минут пятнадцать серые люди перерывали флигель, – в других частях дома искать поленились – пока находчивый лейтенант не обратил внимания на необычные узоры, выведенные на серебряной посуде.

– Богато живете. Серебро, особняк, – произнес он как бы невзначай. – А что это у вас такое интересное на тарелке нарисовано?

– Сцены из древнескандинавской мифологии, – ответил Серафим Серафимович простодушно. – По всей видимости, из легенды о Диком Гоне.

– А знаете ли вы, гражданин Бородин, что у борщевистов тоже есть похожий миф? Якобы над Тартарией взойдет однажды солнце, пробьются лучи через клубы дыма, и начнется тогда Дикий Гон и погонят дикари легитимную тартарскую власть аж до самой границы! Но перед тем они должны устроить кровавое жертвоприношение по мистическим борщевистским обрядам. Не хотите дать объяснения в участке?

– Но позвольте, лейтенант! Какое отношение имеет к этому мифическая охота Одина, выдуманная древними германцами?

– А в этом будут разбираться компетентные специалисты!

– Тут явно попахивает разжиганием социальной вражды в отношении социальной группы тартарского чиновничества, – подхватил понятливый сержант и цокнул языком. – И неподчинением законным представителям власти!

– А ну-ка, пройдемте с нами, гражданин, – произнес довольный лейтенант.

Несмотря на инвалидность, Бородин оставался сильным мужиком и просто так даваться не собирался. Так что серым людям пришлось накинуться на него всем скопом, чтобы повалить, скрутить и потащить прочь. Гладковыбритый лейтенант даже держал Бородина за бороду – шибко сердила она этого человека, для которого устав был чем-то вроде священного текста. Серафим Серафимович быстро понял, что дело дрянь и настоящее его преступление отнюдь не в тарелке с орнаментом. В последний раз он взбрыкнул, когда его уже повели на выход, и упал, принявшись сучить ногами. Случилось единственное, что могло произойти в такой ситуации. Итак, случилось чудо. Но не доброе, красивое, рождественское, а мрачное, пугающее и зловещее. Чудо, от которого за версту несло хтоническими безднами.

Серафим Серафимович Бородин начал врастать в стену. Сопротивляясь обидчикам, он ударился ногами об участок серого, непокрытого еще ни обоями, ни штукатуркой бетонного блока и попросту ушел туда по колено, словно то было не твердое тело, а некая неизвестная жидкость. Обратно вытащить увязшие конечности не удавалось. Поначалу опричники испугались и отпрянули. Но лейтенант не растерялся и опытным путем установил, что заколдованная стена равнодушна как к неодушевленным предметам, так и к его подчиненным. Только Бородин ей приглянулся. Впрочем, заглотив часть ног, стена словно насытилась и принимать в себя оставшуюся снаружи часть тела еще не была готова.

Дубоголовый сержант предложил отпилить несчастному ноги, но его более сообразительный начальник сразу откинул столь гнусную и недальновидную идею. Вместо этого он позвонил Чайкиной и доложил о случившемся. Сначала та не верила и даже обрушилась с волной негодования, но когда лейтенант отправил ей видеофакты, успокоилась и велела наблюдать динамику. Впрочем, вечером сама приехала проведать подчиненных, но, увидев все своими глазами, тут же исчезла, не желая больше воочию наблюдать трагедию. А динамика показывала, что каждый день тело Бородина погружается в стену на расстояние от четырех до девяти миллиметров. Так что Чайкина решила подождать.