– Капитан! Вы меня интригуете!

– Прежде всего: самое опасное на корабле – это огонь.

– Да что вы говорите! На воде?

– Увы, мадам, увы. Особенно, когда все напьются.

– Капитан, а не пригубить ли нам шабли? – Анна Семеновна заметила на полке бутылку. – Для огня. In vino veritas ^>9.

– Ты право, пьяное чудовище, – капитан, кряхтя, поднялся и достал бутылку и два стакана. – Прикажете плескануть?

– Приказываю! Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра родине изменишь! Я была уверена, что на корабле главная опасность не в огне, а в женщине!

– Один черт, мадам! То есть, я хотел сказать, без разницы, – капитан налил водки. – С женщинами развлечения без вина вполне невинные развлечения.

– Да вы шалун! На донышке! На донышке!

Хлопнув по «фужеру», они добавили по другому. У капитана смягчился взгляд, а у Анны Семеновны заострился. Капитан добродушно рассказал о «сциллах и харибдах» плавания, дал авторучку Анне Семеновне, и та поставила крупную закорюку в журнале.

– На память, – неожиданно сказал капитан.

– Позвольте, а это что? Блок? – Анна Семеновна вертела в руках томик Блока. – Увлекаетесь Блоком? Ты гляди, довоенный!

– По правде говоря, глядеть тошно на тех, кто им увлекается! Блок! Цветаева! – не ясно было, вкладывал ли в эти слова капитан свой или чей-то уничижительный смысл, но говорил спокойно. – Что, спрашиваю, Блок? Что – Цветаева? Думаете, кто ответил? Было тут как-то двухнедельное «погружение». «О, это-о!..» А чего это, никто не ответил.

Анна Семеновна подхватила мысль капитана и развила ее до абсурда, заявив, что Блока можно только ненавидеть за недостижимость провозглашенного им женского идеала. Этому идеалу, конечно, могла бы соответствовать та же Марина Цветаева, но, увы, не соответствовала. Капитан, однако, не согласился с этим. «Надо же, – подумал он, – чтобы успеть за женской мыслью, надо бежать сломя голову». Интересный вышел разговор.

Так на вопросах искусства и расстались. Искусство не выносит расставаний, искусство предполагает новые встречи. А капитан тем временем сосредоточился на мысли о том, зачем старушкам ожерелья и прочие колье. Старухи в жемчугах, как сухие деревья в повители. Он вспомнил вдруг о высохших кустах вблизи своей дачи, задушенных повителью.

В первый же вечер и ночь не было ничего нового и неожиданного. Все напились, всю ночь пели, плясали, блевали за борт, а под утро расползлись по каютам. Кто-то уснул на ящике с песком.

Следующим утром случился маленький инцидент. Анна Семеновна с молодой коллегой, доцентом Блиновой, прогуливалась по палубе. Навстречу им шел капитан Дерейкин. Вдруг доценту показалось, что сбоку прошлась крыса, и она едва не бросилась со страху капитану на шею.

– Крыса! – вскрикнула она.

– Ну и что? – спросил капитан, отстраняясь. – Обыкновенная крыса. Крупная мышь.

– Разносчик заразы! – глаза дамы были круглы, как и ее рот.

– Не только, – невозмутимо ответил капитан. – Прежде всего она разносчик культуры. Чем выше культура, тем больше крыс. «Красной Москвой» изволите душиться?.. Простите, у меня дела.

– Это поразительно: его больше заботит, как себя чувствуют на корабле не женщины, а крысы! – раздался разочарованно-возмущенный голос доцента.

– Ксения Львовна, вы что, не видели крыс? – услышал капитан голос Анны Семеновны.

«Не хватает мне заботиться о чувствах дам, – подумал он. – Только начни, заботам не будет конца. Что чувствует крыса, сталкиваясь с людьми? Соглашается с ними, что она вредный грызун?»

Вечером в капитанской каюте раздался стук в дверь и зашла Анна Семеновна.

– Позвольте – на краткую ау-ди-энцию? Капитан, забыла спросить вас днем! Почему вас вчера не было видно на танцах?