Улыбка переплавилась в свирепый оскал, но продолжала слепить, отражая свет ламп каждым обиженным зубом. Обида распространялась не только на продажную сволочь, но и на подлого оппонента сволочи, а также на не менее подлых онлайн-букмекеров с их уловками.
– Остерегайся их, брат, это трясина! Сначала у них бонусы за регистрацию, потом ещё чего-нибудь, а в итоге…
Дрозд брыкался, стараясь сбросить тяжёлую руку, но та закаменела на плече будто гипсовая.
– Не, всё, я завязал. Лучше новую машину куплю, а то моя что-то совсем… Нет, я никому не в упрёк! Наоборот, считаю, что все ограничения для Возводелов – предрассудки и дискриминация! Возводелам тоже жить охота. Вот я и коплю… ну, то есть собираюсь. Может, и девушку тогда найду.
– Что же сюда-то пришёл? – сдавленно проворчал Дрозд: думал, что про себя, но получилось вслух.
– Да не знаю. Так, просто. Выпьешь со мной, а?
Дрозд заподозрил, что его куда-то тащат, и рванулся из последних сил. Получилось. Обличитель букмекеров внезапно усох, сгорбился, уменьшился в размерах; зубы спрятались за губами, и их блеск перетёк в глаза, став лихорадочным и изнурённым. Там, внутри, бушевал пожар, Дрозд чувствовал его кожей и боялся, что лицо незваного собеседника вот-вот провалится куда-то – когда не выдержат и рухнут подточенные огнём опоры.
Он попятился. Столкнулся с кем-то, чуть не опрокинул брошенное уборщицей ведро с коричневой водой, взмахнул рукой и случайно задел буйно пахнущую духами даму в лиловом пальто, которая, вместо того чтобы возмущаться, поймала его за запястье и принялась вдохновенно требовать:
– Объясните, ну объясните вы этой дурёхе, что молодым людям такое не нравится! Что это? Это какой-то мешок! Зачем? Не забыла, что мы откладываем на отпуск?
Пару минут дама теребила несчастного Дрозда за воротник и расписывала, как именно она собирается убивать огромное количество времени в тех краях, где всегда лето и море, – лучше бы, конечно, на Поверхности, но и тут, в Приграничье, было бы неплохо. Её дочь отпускала колкости из-за занавески примерочной.
– Объясните! – снова заполыхала дама. – Объясните мне, как можно быть матерью шестнадцатилетней девочки и не заработать нервное истощение? У неё вечные истерики, у меня вечные истерики…
Дрозд еле от них отвязался и выбежал из бутика, куда его втянули, утирая вспотевший лоб.
Люди были всюду. Среди них метались призраки диких всадников, чьи кони яростно били ногами в пол и высекали опасные искры. Под потолком парили и хихикали уродцы из кошмара про взрывающиеся скульптуры. Женщины с полуприкрытыми веками непрестанно извивались, надевая на себя всё новую одежду, потому что старая прямо на них обрастала катышками и превращалась в лохмотья. Пульсировало в затылке. В груди закипало бешенство. Время застыло в гигантской капле янтаря, и Дрозд, понемногу дурея, прошёл вдоль светящихся указателей десять, двадцать, пятьдесят раз, выучил их номера наизусть…
Люди были всюду – выхода не было нигде.
– Чего ты меня учишь? Я не Возводел, мне можно!
– Мама! Мама!
– Послушай, в наше время нельзя бы таким занудой…
– О, краска осыпалась прямо на моих глазах! Но он сразу сел писать новое. Что с того? У него тонкая натура, понимаете? Тонкая, страдающая натура – это вам не какой-нибудь слесарь!
К груди Дрозд трепетно прижимал букет старой Фемиды, который уберёг лишь чудом. Это было для него сосредоточением чего-то настоящего и сокровенного в сердце разорения и опустошения. Ведь жизнь – это поле, учил Дрозда отец. Поле, пастбище, фундамент. Почему такое слово – «Возводел», как думаешь? Мы возводим дома и возделываем землю. Мы создаём что-то своими руками. И