В Кисловодске уже отцвели алыча и абрикосы. Наступает лето 1955 года. Закончен девятый класс, впервые с тройками. Отца нет в живых, дом наш так и не отдают. Жить на квартире в подвале осточертело. Что делать дальше? От злости и отчаяния выговариваю матери:

– Почему нам не отдают наш дом? Мы же реабилитированы, не виноваты ни в чём? Как ты хлопочешь? Кому писала? Где же справедливость? Давай, сам напишу Ворошилову!

Мать слабо оправдывается, плачет:

– Ты что, не видишь, как я измучилась, таскаясь по судам? Везде проклятые бюрократы! Дом наш по закону должны нам вернуть – так говорит мне знакомый юрист. Здесь в городе просто не исполняют законы! Напиши, напиши Ворошилову – ты умеешь! Может, от ребёнка дойдёт прошение!

Наконец, приходит письмо от Кости Чадаева. Описывает все новости. Много уезжает оттуда людей, но они пока не хотят. Возможно, переедут только в Новосибирск. Нина Суворова ещё там, но, якобы, хочет уехать куда-то к сестре. Она мне почему-то не ответила на письмо, и я обиделся. А может не дошло письмо? Думаю:

– «Нина скоро уедет оттуда? Я так и не узнаю куда? Надо ехать к ней, объясниться. А вдруг не застану уже её там? Тогда поживу у Афанасия или Кости, пока не отдали наш дом, а там видно будет! Найду её! Приедет ко мне на Шегарку и, возможно, останусь с ней там на всю жизнь!»

Эта мысль полностью овладевает мной. Начинаю думать, философствовать – за полчаса сочиняю сумбурное стихотворение:

Яприехална Шегаркук тебе.Ты жуехаламолчак сестре.Мимолётоммахнуларукой.Улыбнулася:жди —явернусявесной!Ятоскую,хожупо тайге.Думы,мысли —все,всео тебе!

Ниписьма,низвонканетумне.Не зовёшьи не просишьк себе.Вследстарухиворчат:ты жмужчина,нельзятакстрадать!

Я жмолчу,но ночамине сплю.Безтебя,дорогая,и житьне хочу!

Вот и лето прошло. Плачет осень в окно. А тебя я всё жду, на дорогу гляжу.Как люблю я тебя! Как хочу я тебя! Ты нарочно уехала, бессердечная, от меня.Где же,где жетыесть?Где жетытамживёшь?

Ты,наверное,милая,разлюбиламеня.На Шегаркезимаоченьдолгая.Ох,суровая,ох,и лютая!Чуетсердцемоё —не дождусьятебя!

Вьюгавоетв окне.Сердцеплачетв тоске.Ждутебя,дорогая.Безтебяне могу!

Ядождусь литебя?Яувижу льтебя?Моёсердцезовёт.О тебеонопомнити ждёт!

Скоро,скоровесна!Прилетятк намскворцы!Ямолюсь:лишьвернисьна Шегарку,любимая!Тыприедешькомне.Мыобнимемсявновь!

И навечнотеперьбудетнашалюбовь!

Все мои мысли о нашей деревне. Как там летом хорошо! Расцвела черёмуха, в лесу полно кислицы. На полянах медунки, на кочках жарки и огоньки, а в болотах сейчас там многоголосый хор лягушек. К берегам Шегарки, видно, уже вылезли щуки и стоят в разводьях щучьей травы, греются. Прилетели скворцы, ласточки, чибисы. Под сырыми кочками зайцы вывели уже своё потомство, и смешные зайчата прыгают рядом с бурундуками. По вечерам за околицей беспрерывно кричат перепёлки и бекасы. И десятки раз в сладостном сне вспоминаю, вспоминаю…

…1945-й год. В лохмотьях бредём с матерью в Алексеевку на заработки. Колючий снег забивается за края бурок, когда я проваливаюсь, оступаясь с дороги. Приходиться часто наклоняться, выковыривая его пальцами. Мать, хромая на одну ногу, чуть уходит вперёд. Разгибаюсь, опасливо оглядываясь вправо на чёрный угрюмый лес. Там, должно быть, нас высматривают такие же голодные, как и мы, серые волки. Слева, вдоль занесённой до верха берегов Шегарки, натужно гудят провода. От этого неумолчного, густого, тревожного звука проводов в морозном воздухе на сердце неспокойно и боязливо. Провода подгоняют: – «Скорей уходи отсюда! Скорей в тепло, к людям! Заморозит, занесёт снежная метель, пропадёшь!»